Серебро на крови. Даша Пар

остановилась перед невысоким зданием, втиснутым в ряд точно таких же, образовывавших длинную полузаброшенную улицу. Выбравшись наружу, огляделась: здесь царила почти стеклянная холодная тишина вечерней осени. Фонари горели с перебоями, тусклым светом освещая пустые глазницы старых зданий. Это был грязный район, в котором живут лишь призраки и те, кто предпочитает быть не на виду. Численность Йорка не позволяла заполнить улицы, что уж говорить о пустых, обветшалых зданиях. Говорят, в прежние времена население Йорка было больше восьми миллионов жителей. Сумасшедшая цифра для нынешней эпохи. Теперь, особенно с закатом, подобные улицы вымирали, отдаваясь на волю затаившемуся в переулках эху прежних времён. Между секундами складывалось впечатление, что ты находишься в декорациях апокалиптического фильма, и сейчас режиссёр скажет «Стоп! Снято!» и мир оживёт. На небо вернётся солнце, мимо нестройной чередой поедут машины, автобусы, велосипедисты. Улицы заполнятся спешащими толпами, с каждой секундой будет усиливаться шум и гам живого города. Станет хоть немного, но теплее!.. А затем секунды вновь начинают свой стройный бег, вновь озираясь, видишь лишь тени, печальные, мёртвые тени прошлого.

      Поправив воротник куртки, подошла к входу, над которым висела старая потрескавшаяся надпись: «Студия 54». За дверями слышалась негромкая, еле уловимая музыка старого времени. Тихо хмыкнув, открыла двери и вошла в самый закрытый притон Йорка.

      Густая плотная белая дымка слоями стелется по ступенькам, ведущим на второй этаж. Потёртый полусгнивший красный ковёр под ногами, стёртые обветшалые перила, пустынность, полусумрак, разгоняемые единственной лампой впереди, бьющей по глазам. Из темноты к свету, перед двойными дверцами на табуретке сидит толстый, жирный мужчина в потрескавшихся круглых очках, старых брюках и засаленной рубашке. Смотрит мрачно, озлобленно, его мелкие глаза-бусинки так и шныряют по тебе, в поисках за что бы зацепиться. Это старый демон, айшма, принявший такой непритязательный облик. Он охраняет покой соблазнённых, за это ему полагается особая плата. Он предпочитает человеческое мясо, желательно в живом виде.

      – Чего тебе? – негромко рыкнул людоед.

      – Ты знаешь, кто я? – терпеливо спрашиваю, понимая, что ссориться с этой тварью сейчас совсем некстати.

      Он нюхает воздух передо мной, со свистом втягивая его внутрь. Замирает на мгновение, прикрыв глаза, облизывая губы, затем кивает и, открыв глаза, совсем по-другому смотрит.

      – Ламия, – слегка покачивая головой, говорит он. – Чего тебе, ламия?

      – Я Мара. И ты знаешь, что мне нужно, – секунда, ударяясь о другую, выплёскивает наружу истинный цвет глаз, обжигая демона, заставляя его скривиться и чуть податься назад.

      – Проходи, – кивком головы указав на дверь, отвечает он.

      Улыбаюсь, задирая голову и проходя мимо. Все так реагировали. Стоило им распознать во мне ламию, их поведение кардинально менялось. Жаль, что так мало знала о том, кто я такая. Лишь слухи да общие сведения. Моё главное