Берегини. Элина Лисовская

– к прялке подпускать опасно. Но ты же ведунья. От тебя худого не будет.

      Девушка тоже рассмеялась и лукаво прищурилась:

      – Я бы пошла, Вилфредссон, да боюсь, вдруг ты тоже решишь увезти меня силой и в трюме запрешь?

      Кровь хлынула в лицо молодому датчанину. Он остановился, сжал кулаки:

      – Никто еще меня не упрекал в бесчестии!

      Сказал, как отрезал. И пошел прочь.

      – Инрик, я… – растерянно проговорила девушка, но он не обернулся, не сбавил шаг. – Я не хотела тебя обидеть, Инрик! Пошутить решила, глупая… Прости!

      Но Инрик уже не слышал ее слов. Или сделал вид, что не слышит.

      Вечером Йорунн позвали ужинать в дружинный дом, и она не посмела отказаться. Датчане поглядывали на ведунью с любопытством: многих удивляла ее молодость и красота – в их краях колдуньями чаще всего становились старухи или те, кого так и не взяли замуж из-за увечья или уродства. Йорунн без всякого смущения смотрела по сторонам и на любопытные взгляды отвечала улыбкой. Только однажды ее улыбка стала печальной – когда она заметила сидящего поодаль Инрика. Но вот сын датского вождя повернулся в ее сторону, увидел девушку… и вдруг улыбнулся в ответ, а потом поднял повыше рог, давая ведунье понять, что пьет в ее честь. У Йорунн отлегло от сердца – хоть и вспыльчив Вилфредссон, да к счастью отходчив… А в следующий миг она встретилась взглядом с Эйвиндом конунгом, и лицо вождя показалось ей хмурым и сердитым.

      «Неужто думает, что я о клятве забыть могу?» – Йорунн опустила глаза и отвернулась, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Взгляд вождя был тяжелым, словно каменная плита, и девушка почувствовала себя нежеланной гостьей, лишней в этом доме, за этим столом. Она посидела еще немного, затем поднялась, поклонилась, поблагодарила за угощение и, сославшись на ведовские заботы, пошла к себе. А по дороге все думала: показалось ей или нет, что Эйвинд конунг воспринял ее уход с радостью?

      Как и накануне, Унн отправила словенских девчонок прислуживать за ужином – подносить угощения, подливать пива, убирать со столов опустевшую или грязную посуду. Только одной в этот вечер не было среди них. Лодин поймал за руку пробегавшую мимо Ярину, спросил:

      – Сестра Сванвид где?

      – Худо ей, – ответила девушка. – То в жар бросает, то в холод. Унн велела ей отлежаться, боится, как бы не расхворалась совсем.

      Лодин кивнул, потом взял со стола сладкую медовую лепешку, отдал Ярине и сказал:

      – Отнеси ей. И скажи, что завтра утром я приду за ответом.

      На рассвете датчане стали собираться в обратный путь. Большой кнарр завели в корабельный сарай, тот, что поменьше загружали купленными и обменянными товарами. Вожди наблюдали за сборами. Вилфред хёвдинг выбрал момент, когда поблизости никого не было, и негромко сказал Эйвинду:

      – Поговорить с тобой хочу. С глазу на глаз.

      Они вернулись в дружинный дом и прошли в покои Эйвинда конунга. Вилфред окинул взглядом более чем скромное убранство – простую деревянную кровать, украшенную незамысловатыми узорами, растянутый над изголовьем синий плащ с вышитой на нем головой волка