Последняя миля. Дэвид Болдаччи

бы не назвал это торжеством правосудия.

      – Проявите терпение, мистер Марс.

      – Ну, я проявляю терпение уже двадцать лет.

      – Тогда еще капелька времени не доставит вам ни малейшего неудобства.

      – А мой адвокат знает?

      – Она проинформирована и прямо сейчас направляется сюда.

      – Она должна участвовать в этом следствии.

      – И будет. Мы хотим здесь полной и безоговорочной прозрачности. Никак не меньше. Опять-таки наша цель – истина.

      – Мне почти сорок два. Так как же теперь быть со всеми этими потерянными годами моей жизни? Кто за это заплатит?

      Лицо патриарха окаменело, а интонации стали более официальными.

      – Нам нужно решать по проблеме за раз, демонстрируя профессиональный подход. Вот как оно должно быть.

      Марс отвел взгляд, быстро замигав. Он сомневался, что, будь эти типы на его месте, они были бы столь же спокойны и профессиональны. Они верещали бы, как резаные, грозя исками всем и каждому, кто имеет к этому хоть малейшее отношение. Зато он должен решать по проблеме за раз. Потерпи чуток. Это не доставит ни малейших неудобств.

      «А ну вас к черту!»

      Ему хотелось вернуться в свою камеру – единственное место, где он чувствовал себя по-настоящему в безопасности. Мелвин встал.

      Они удивились.

      – Дайте мне знать, когда во всем разберетесь, лады? – произнес Марс. – Вы знаете, где меня найти.

      – На самом деле у нас есть вопросы к вам, мистер Марс, – изрек первый.

      – Можете передать их через моего адвоката, – отрезал он. – Я свое отговорил. Разберитесь со своим судом. Вам все известно обо мне, известны обвинения, выдвинутые против меня. Так что теперь вам остается только сделать то же самое с этим козлом Монтгомери. Если он и вправду убил моих родителей, то я хочу выйти отсюда. И чем скорее, тем лучше.

      Надзиратели отвели его обратно в камеру. Позже тем же утром его отвезли в тюремном фургоне обратно в отделение смертников блока Полунски.

      Когда Марса конвоировали в прежнюю камеру, один из тюремщиков шепнул ему:

      – Думаешь, выберешься отсюдова, парень? Сумлеваюсь. Начхать, что там талдычат «пиджаки». Ты убивец, Джамбо. И должен помереть за свои преступления.

      Марс продолжал шагать, даже не повернув головы, чтобы взглянуть на говорившего – тощего, как жердь, отморозка с громадным кадыком. Тот всегда болезненно тыкал его дубинкой в спину безо всякой на то причины. Или плевал ему в лицо, когда никто не видел. Но стоит Марсу только замахнуться на него – и гнить ему тут во веки вечные, что бы там ни стряслось с этим типом Монтгомери в Алабаме.

      Когда дверь камеры с лязгом захлопнулась, колени у Мелвина вдруг странно обмякли, и он, качнувшись, практически рухнул на койку. Но тут же поднялся и по старой привычке прислонился спиной к бетонной стене, обратившись лицом к двери. Сквозь бетон на него никто не нападет, а вот дверь – дело другое.

      А рассудок его снова прокручивал все, что случилось за последние десять часов.

      Должна была состояться его казнь.