Девятнадцать стражей (сборник). Коллектив авторов

которой самому Университету не было никакого дела. Забывали иной раз даже лучших, а чем они двое заслужили, чтобы их помнили?

      ~ Но ты-то не забыл.~

      Нет, он не забыл…

      Тем вечером Кайт с горящими глазами сообщил ему, что не пройдет и дня, как вся их жизнь круто изменится. Я знаю нужную дверь, то кричал, то шептал он, я смогу ее открыть! И после этого можно будет забыть о лекционных залах, об испытаниях и угрозе Трех провалов; можно будет читать книги лишь для собственного удовольствия, можно будет купить себе столько книг, сколько захочется. Ты веришь мне, Глинн? Веришь, друг? Ты просто поверь!

      У Глинна болела голова; он махнул рукой и велел Кайту убираться.

      Больше они не виделись.

      ~ Это ведь так грустно, да? Понимать, что случилась беда, которую ты мог бы предотвратить. Про такое говорят – «камень на сердце», но на самом деле там не камень, а песчинка. Песчинка, которую сердце – или, может, душа? – слой за слоем обволакивает перламутром, чтобы избавиться от тупой саднящей боли. Получается жемчужина. Небольшая. Возможно, всего одна. Но время – забавная штука, и скоро их оказывается много…~

      Глинн долго искал своего друга, расспрашивал всех, кто мог знать, что с ним произошло, и однажды обнаружил его воровской нож у себя под дверью. Это было послание от людей, с которыми связался Кайт, это был намек: прекрати. И он подчинился, опустил руки, перестал думать о чем-то, кроме учебы, – это принесло плоды довольно быстро, хотя Эллекен все равно не поверил, что он исправился.

      ~ …и вот ты – раковина, уродливая колючая штуковина, в которой спрятана красота. Кто-то возьмет в одну руку тебя, а в другую – острый нож, и в самом скором времени твоя душевная боль станет ожерельем на чьей-то тонкой шее, а сам ты станешь пищей – крабов, рыб, людей или магусов, да какая разница? Это твоя судьба, потому что ты превратился в раковину, хотя мог бы остаться человеком.~

      Глинн замер посреди улицы, по обеим сторонам которой возвышались полуразрушенные дома, оставленные жителями… полторы тысячи лет назад? Не знай он историю Саваррена, решил бы, что город пустует полвека, не больше. Туман, который давно должен был исчезнуть, сгустился и стер развалины, закрасил белым; теперь Глинн стоял посреди пустоты. Он вдруг понял, что это конец всех дорог, что дальше уже идти не надо – здесь его место, наедине с призрачным голосом человека, который погиб из-за несказанных слов. Он закрыл глаза и сквозь туман, который был водой, ощутил Коршуна, Пепла, Багу и всех остальных пиратов – они разбрелись по городу, разделились и пали жертвами той же силы, что сейчас одолевала его. Была ли это их собственная память, бескрайней и безжалостней Океана, или некая сущность, поселившаяся в Саваррене много веков или тысячелетий назад, – какая разница?..

      Он закрыл глаза, не желая видеть, что произойдет дальше; в темноте его чувство воды усилилось, и он стал городом, спрятавшимся под покровом тумана, а потом – островом, который со всех сторон окружало море, и в этом море были другие острова – и Альтимей с его двуликим старым-новым городом, и безымянные клочки земли, необитаемые