Вперед, сыны Эллады!. Борис Костин

каких обстоятельствах, не теряя из виду заботы о сохранении сил, здоровья людей и лошадей, не следует, однако, приносить в жертву этой заботе условия безопасности и боевой готовности…»

      Излюбленный принцип верного арапа Александра I, графа Аракчеева: «двух забей, третьего выучи» так и не смог в послевоенное время вытеснить подлинно боевую учебу в гусарских полках, бригадах, дивизиях. Штаты частей и соединений легкой армейской кавалерии менялись с завидным постоянством. В описываемое время гусарский полк курировал шеф, за ним шел полковой командир, штаб-офицеров – 6 человек, обер-офицеров – 33 человека, количество унтер-офицеров доходило до 60 человек, рядовых гусар – 640 человек, пеших солдат – 100 человек, трубачей – 17 человек. Количество строевых лошадей колебалось от 670 до 750. Соответственно, все цифры для подсчета количества воинов и лошадей в гусарской бригаде следует умножить на два.

      Курировал российскую кавалерию брат императора, генерал-инспектор великий князь Константин Павлович. Воякой цесаревич был никудышным. Из действующей армии его гнали то Кутузов, то Барклай-де-Толли, к тому же и организаторские способности у великого князя напрочь отсутствовали.

      Только в 1816 году с большим скрипом вышли в свет две небольшие брошюрки: «Эскадронный устав» и «Школа кавалерийского солдата», которые лишь сгладили огрехи в подготовке кавалеристов.

      С офицерами был полных швах. Все становление гусарских командиров укладывалось в принцип: «Делай, как я!». Можно представить, чту творилось на душе Александра Ипсиланти, когда попытки превратить бригаду в слаженный организм оборачивались неудачей.

      Кое-как боевым генералам удалось добиться распоряжения, чтобы офицеры периферийных полков учились уму-разуму у гвардейцев-кавалеристов. «Для узнания порядка службы» Ипсиланти поручил отобрать офицеров, что говорится, не нюхавших пороху, и вскоре пять безусых корнетов отправились в Петербург, где в течение года постигали мудреную кавалерийскую науку.

      В январе 1816 года в жизни Александра Ипсиланти вполне мог произойти крутой поворот. Мы знаем, какое живое участие принимала в судьбе греческого князя императрица Мария Федоровна. Имя «юного инвалида», жертвенно служившего своему второму Отечеству и вызывавшего всеобщий интерес и сочувствие, нет-нет, да и возникало на устах вдовствующей императрицы. Сын «проявил милость» и повелел Александру Ипсиланти прибыть в Санкт-Петербург и приступить к исполнению обязанностей флигель-адъютанта. В высочайше утвержденном положении говорилось: «Назначать во флигель-адъютанты умных, трудолюбивых, храбрых молодых людей».

      Сохранилось свидетельство Р. С. Стурдзы (в замужестве графиня Эделинг), дочери первого гражданского губернатора Бессарабии, на глазах которой вырос Александр: «Ипсиланти отличался легкомыслием и леностью к умственным занятиям, помешавшим ему в развитии драгоценных задатков, данных ему природой».

      Роксана Скарлатовна явно запамятовала,