Хелот из Лангедока. Елена Хаецкая

дурацкие куртуазные беседы?» Он подавил желание надрать своему освободителю уши.

      – Трубите тревогу, – устало распорядился Греттир.

      Стражники затопали прочь. Гонец жадно выпил вина из кубка, который протянул ему Хелот. Бывший пленник молча смотрел в его истомленное лицо, покрытое копотью. Борода у солдата обгорела и торчала черно-желтыми клочьями.

      – Это все папашка твой, да упокоится в мире его беспокойная душа, – обвиняюще произнес за спиной Хелота женский голос. Дама обращалась, видимо, к Греттиру.

      Хелот обернулся как ужаленный. В комнате только что не было никакой женщины. И вот… на лавке, подобрав под себя ноги, сидела девица совсем юных лет. Ее карие глаза были опущены у висков книзу, что придавало ее узкому аристократическому личику капризное выражение.

      – Отстань, Санта, – отозвался Греттир. – Видишь, не до тебя.

      – Позарился на Раулевы земли, теперь барона-то кокнули, а тебе отдуваться, – склочно проговорила девица и зашуршала платьем, устраиваясь поудобнее.

      – Чем ворчать, скажи лучше, что мне теперь делать?

      – Откуда мне знать? – огрызнулась она. – Это раньше надо было думать.

      – Вредина, – сказал Греттир. – Я тебя в цепи посажу под крест.

      Она сощурилась и посмотрела прямо в глаза Хелоту. От этого холодного взгляда ему стало не по себе.

      – А ну, представь меня гостю, – потребовала девица.

      – Хелот из Лангедока, странствующий рыцарь, – отрывисто бросил Греттир. – Бьенпенсанта Злоязычная, называемая также Добронравной. Моя прабабушка.

      Хелот поклонился. Бьенпенсанта усмехнулась, покачивая туфелькой.

      – Сознайтесь, рыцарь, ведь вы удивлены?

      – Да не особо… – сказал Хелот, однако девица проигнорировала его замечание.

      – Да-а… – протянула она. – Я призра-а-ак… Меня убил из ревности прадедушка этого молодого человека. – Она указала на Греттира острым подбородком. – И с тех пор я затаила лютую злобу. Я – проклятие его рода…

      Со двора донесся гнусавый звук трубы, который сорвался и бесславно заглох. Греттир двинулся к выходу и на пороге обернулся, сделав Хелоту знак следовать за ним.

      Воинство уже построилось у стен замка. Вооружены все были кое-как, но сердца горели решимостью. Расчет врага был примитивен: он хотел задушить замок голодом. Греттир страшно рисковал, выступая против Рауля де Камбрэ в открытом бою, но иного выхода у него не было.

      Хелот стоял в стороне, глядя на хрупкую фигурку молодого барона, окруженного дюжими стражниками, и понимал, что видит его в последний раз, поскольку в предстоящем бою юноша будет убит первым.

      Греттир нашел его глазами. Датчанин был очень бледен. Хелот знал, что молодой человек отчаянно трусит, но ничем не мог ему помочь. Греттир помолчал немного, а потом опустился на одно колено и попросил посвятить его в высокий рыцарский орден.

      – Я не опозорю вашего имени, – добавил он тихо.

      Хелот чуть не заплакал.

      И тут во дворе появилась Бьенпенсанта.

      – Что