Плач Персефоны. Константин Строф

раз…

      – Гляди-ка, снова без галстука, – сказал Онучин Бергеру, оживляясь одной гунявой башкой на морщинистой бескостной шее. Обоим было под тридцать. И оба были самыми молодыми среди местных сотрудников. Их столы стояли рядом – прямо возле двери, посему их досужее двуглавое любопытство не пропускало ничего из происходящего (и проходящего) в этом месте. А непосредственность вешних изменений за окнами, кажется, еще больше обострила интерес. В силу своего возраста это были воплощенные надежды местного отделения Комитета. Нежин прекрасно знал, что никто ни на секунду не задержит взгляда на его строке, отмеченной стажем и образованием – впрочем, загадочными для него самого, – если пойдет речь о выборе. Молодые побеги – любые, даже паршивые – нынче охранялись ревностней священных быков на Крите.

      Нежин слышал отпущенное его стороне замечание. По большому счету, никто и не думал таиться. К нему давно все относились скорее как к призраку, никого не терзающему и не донимающему, но все-таки ставшему скромной местной забавой. Возможно, благодаря невозмутимости он просто считался тугим на ухо. Но вряд ли.

      Во всяком случае, оба привратника, редко меняющие присказки и рубашки, ощутив преимущества нового своего положения, очень быстро акклиматизировались и приобрели завидную расслабленность.

      – Много хочешь. У этого уже никогда на место не станет, – раздался сзади тенорок Бергера, довольно странный для его возраста и нареченного пола. К тому же во всем его виде определенно проглядывало нечто геронтофилическое. Нежин до судороги сжал ручку портфеля. Старый кожаный напарник с треском внял ему. Оба проследовали дальше.

      Родной неосвещенный закуток был уже недалеко. Наскоро усевшись на бессменный, здоровьем не отличающийся стул, Нежин закрыл глаза.

      Невзирая на необычайно наглое для этого времени года солнце, скоро нагревающее все вокруг, дотронуться до батарей было невозможно. Нежное Нежиново тело под костюмом быстро покрылось испариной. Однако, кроме него, жара, скопленная помещением, никого больше, похоже, не беспокоила. Все ворковало вокруг, и он на секунду ощутил себя запертым в огромном забытом инкубаторе, хозяин которого, разочаровавшись, пустил себе пулю в лоб, проделав лохматую дыру в потолке и небе.

      Пилад знал, что еще по меньшей мере час его никто не найдет, поэтому он не спешил расцеплять век, смешивая в потайной мясорубке все излишества, что проходили мимо головы и опрометчиво заглядывали внутрь. Его невидимое, открывшее границы тело летало по местам детства. Вид их отчеканился старой печатней настолько, что некоторые детали он помнил отчетливо даже спустя всю эту уйму лет. Звонкий голос вывел его из состояния самозабвенного парения, резко бросив обратно на землю, ту землю, что обжигала и грубила, но никак не хотела впускать.

      Нежин испуганно прозрел. Девушка – он не сразу вспомнил, что зовут прелестницу Мишей, – стояла перед ним с улыбкой довольно-таки приветливой для лица ее красоты.

      «Чего ей-то понадобилось? –