Занятные истории. Отсутствует

выражения, – ничего, Василий Яковлевич, продолжайте; я ваших морских терминов не разумею.

      Она так простодушно это сказала, что старик от души поверил, опять сел и докончил рассказ. Императрица отпустила его с чрезвычайным благоволением.

* * *

      Во время одного из съездов ко двору императрица стояла у окна и заметила, что какой-то кучер, сойдя с козел, гладил и ласкал своих лошадей.

      – Я слыхала, – сказала государыня присутствовавшим, – что кучерскими ухватками у нас называются грубые, жестокие поступки, но посмотрите, как этот кучер обходится с животными; он, верно, добрый человек, узнайте, кто его господин?

      Ей доложили, что кучер принадлежит сенатору князю Я.П. Шаховскому. Императрица приказала позвать Шаховского и встретила его следующими словами:

      – К вашему сиятельству есть челобитчица.

      – Кто бы это, Ваше Величество? – спросил удивленный Шаховской.

      – Я, – отвечала Екатерина: – ваш кучер добросовестнее всех других; я не могла довольно налюбоваться на его обращение с лошадьми. Прибавьте, прошу, ему за это жалованье.

      – Государыня! Сегодня же исполню ваше приказание.

      – А чем же вы наградите его, – скажите мне?

      – Прибавкою пятидесяти рублей в год.

      – Очень довольна и благодарна, – сказала императрица и подала Шаховскому руку.

* * *

      Екатерина, разговаривая однажды с юным внуком своим, Александром Павловичем, спросила его: какой эпизод в истории ему больше нравится?

      – Поступок французского короля Генриха IV, когда он посылает хлеб осажденному им Парижу, – отвечал Александр.

      Восхищенная императрица, обняв его, сказала:

      – Ты будешь отцом своих подданных!

      Слова ее пророчески исполнились.

* * *

      Екатерина Великая не терпела шутов, но держала около себя одну женщину, по имени Матрена Даниловна, которая жила во дворце на всем готовом, могла всегда входить к государыне, звала ее «сестрицей» и рассказывала о городских новостях и слухах.

      Слово ее нередко принималось к сведению. Однажды Матрена Даниловна почему-то начала дурно отзываться об обер-полицмейстере Рылееве.

      – Знаешь ли, сестрица, – говорила она императрице, – все им недовольны; уверяют, что он нечист на руку.

      На другой день Екатерина, увидав Рылеева, сказала ему:

      – Никита Иванович! Пошли-ка Матрене Даниловне что-нибудь из зимних запасов твоих; право, сделай это, только не говори, что я присоветовала.

      Рылеев не понимал, с каким намерением императрица давала ему этот совет, однако же отправил к шутихе несколько свиных туш, индеек, гусей и тому подобного. Все это было принято весьма благосклонно.

      Через некоторое время императрица сама начала в присутствии Матрены Даниловны дурно отзываться о Рылееве и выразила намерение сменить его.

      – Ах нет, сестрица, – отвечала Матрена Даниловна, – я перед ним виновата, ошиблась в нем: все твердят, что он человек добрый и бескорыстный.

      – Да,