Обмани-Смерть. Жан-Мишель Генассия

мог, когда в карманах позвякивала мелочь, и оставлял монеты в одну, две и пять рупий в пепельнице у входной двери. Я не знал размеров своего «капитала», но мама объяснила, что в Англии он мне точно не пригодится. «Решай сам, как поступить».

      Последний визит в Радж-Гхат состоялся в воскресенье перед отъездом. Мама шла медленно, задыхаясь на каждом шагу. На этот раз белки съели угощение и принялись играть в прятки у нас за спиной. Потом отец сказал: «Ну все, пора…» – постоял у мемориала Махатмы и догнал нас уже в воротах. Мы оказались в толпе маленьких босоногих оборванцев, клянчивших милостыню. Я начал раздавать монетки, и отец, всегда такой невозмутимый, вдруг накинулся на меня и стал ругать, как будто я совершил чудовищное святотатство. «Никогда не давай деньги уличным детям, – сказал он, – так их проблему не решить. Тысячи бездомных теряют достоинство, прося на бедность и не работая». Сказать по чести, я не очень понял, как несчастные выберутся из трудного положения, если никто не станет им подавать. Отец жестом подозвал рикшу, они с мамой сели. Меня окружали человек десять чумазых ребятишек, все тянули руки, смотрели с мольбой, а мои карманы были полны мелочи. Я зачерпнул монеты обеими руками, швырнул всё на землю, и дети налетели на них, как оголодавшие скворцы. Отец хотел было выйти, но не стал тревожить маму, я раздал всё до последней рупии и сел рядом с родителями. Отец закричал, и рикша тронулся с места. Водоворот уличного движения затянул нас, шум заглушил папин голос, я напустил на себя беспечный вид и улыбнулся, подражая его собственной «индийской» улыбке, и он совсем вышел из себя. Мама не захотела вмешиваться. Она тоже улыбалась, и я вдруг подумал: «Кто это так вопит рядом с ней?»

* * *

      В полете я сидел, приклеившись к иллюминатору, и смотрел вниз. Мы покидали Дели в конце марта 1980-го. Столица была окутана жаркой дымкой. Самолет оторвался от земли, и я увидел мой бескрайний город. Когда он растаял, исчез из виду, я почувствовал себя предателем и поклялся, что скоро вернусь. «Вот увидишь, Лондон очень похож на Дели, – попыталась утешить меня мама. – Во всяком случае, я так думаю…» Солнце, сверкающее над облаками, сопровождало нас на родину отца, но, приземлившись в середине дня в Хитроу, мы увидели низкое свинцовое небо. Когда я вы шел на трап, на лицо мне упали тяжелые дождевые капли. Я сразу возненавидел эту страну.

* * *

      Отец ошибся. Он утверждал, что его в прямом смысле слова обобрали, что нельзя было доверять начальнику департамента по работе с персоналом. Как бы там ни было, результат вышел плачевный. Новое жилье в Гринвиче оказалось на порядок теснее прежней квартиры! Кукольный домик из красного кирпича, ничем не отличающийся от соседних, с бесполезным до идиотизма садиком под окнами. Мы вылезли из такси, отец вошел первым и обнаружил, что электричество отключено, в кухне едва могут разойтись два человека, а из гостиной – она же столовая – открывается вид на улицу. Выцветшие обои в желто-серых тонах, должно быть, поклеили еще до войны. Мама дважды обошла эти «хоромы» и спросила: «Ты совершенно уверен, что не перепутал адрес?» Отец