Аспазия. Роберт Гамерлинг

хотите этим сказать, снисходительность этой женщины имеет свои границы. Спросите об этом нашего друга, Задумчивого.

      Говоря так Алкаменес указал на юношу, которого Перикл с Фидием встретили на дороге и входившего в эту минуту в мастерскую.

      – Однако, мы отвлекаемся от нашего предмета, – заметил Фидий; – Алкаменес и Агоракрит все еще ожидают нашего приговора, а в настоящее время мы, похоже сошлись только в том, что Агоракрит создал богиню, а Алкаменес – прекрасную женщину.

      – Ну, – сказал Перикл, – я положительно стою на том, что не только наш Алкаменес, но и Агоракрит, как ни кажется его произведение более божественным, одинаково раздражили бы бессмертных, если бы они глядели на их произведения глазами Фидия, так как божественные изображения обоих одинаково имеют в себе много земного. Все вы, скульпторы, одинаковы в том отношении, что предполагая создавать образы богов, в сущности создаете идеальные человеческие образы, но, мне кажется, что в этом случае, нам следовало бы обратиться ко второму ученику прелестной милезианки, вашему Задумчивому, который также должен произнести свой приговор. Но как нам заполучить милезианку?

      – Это нетрудно сделать, – откликнулся Задумчивый, – нетрудно заставить войти человека, который уже стоит у дверей.

      – Так милезианка здесь, – изумился Перикл.

      – Когда я возвращался с прогулки, – отвечал Задумчивый, – и проходил мимо сада Гиппоникоса, я увидел сквозь ветви прекрасную милезианку, срывающую ветвь с лаврового дерева. Я спросил ее, какому герою, мудрецу или артисту предназначается это украшение? Она отвечала, что тому из учеников Фидия, который окажется победителем в состязании.

      – В таком случае, если ты хочешь сделать безграничным счастье победителя, – сказал я, – то постарайся как-нибудь утешить побежденного.

      – Хорошо, – отвечала она, – я сорву для него розу.

      – Розу!.. – удивился я, не думаешь ли ты, что победитель будет завидовать побежденному?

      – Но тогда пусть победитель выбирает! – воскликнула она… – Вот, возьми лавр и розу и передай их.

      – Разве ты не хочешь сама отдать их? – спросил я.

      – Разве это возможно? – вопросила она.

      – Конечно.

      – Ну если так, то пришли мне победителя и побежденного сюда, к садовой калитке дома Гиппоникоса за ветвью лавра и розой.

      – Хорошо, – сказал Фидий, – в таком случае, иди и приведи ее сюда.

      – Как я могу это сделать, как можно заставить ее прийти в общество мужчин?

      – Как хочешь, но только приведи ее. Этого желает Перикл.

      Задумчивый повиновался и, через несколько минут возвратился в сопровождении женщины, в которой чудно соединялась благородная простота и роскошь форм статуи Алкаменеса.

      Она была стройна и в то же время фигура ее была роскошна, походка тверда и вместе с тем грациозна. Мягкие, вьющиеся волосы были с золотистым оттенком, все лицо было невыразимо прекрасно, но лучше всего был блеск ее чудных глаз.

      Ее платье из желтого,