Я буду летать! Первая русская женщина-летчица Зинаида Кокорина. Зинаида Смелкова

на пилота, наверное, в первый раз… «Помню, Проша. Помню. Хорошо, что ты жив и остался в авиации».

      Гора писем. Кому отвечать? Она вновь перекладывает письма. Стоит их как-то сгруппировать?

      На чистом листке бумаги появляются два столбика фамилий: слева друзья-авиаторы, о чьей судьбе узнала она из писем, справа – фамилии тех, о ком спрашивают адресанты, полагая, что она что-то может знать. Это главное: информация, которую ищут и ждут. Среди знакомых имен много погибших на войне – об этом, наверное, уже знают. Хотя детям и внукам дорога каждая деталь из событий довоенной молодости их отцов… Ещё нужнее – помочь тем, кто хочет узнать о судьбе «потерянных», вернуть честные имена людям и просто забытым, и, тем более, незаслуженно оклеветанным и «втихомолку» реабилитированным посмертно или через годы вышедшим из концентрационных лагерей. Почти в каждом письме ее о ком-то спрашивают. А вдруг она что-то слышала? Ведь узнал же о ней самой известный журналист Василий Песков? Только говорить нужно все. Читатель уже о многом знает или догадывается. Вот одно из писем на имя Пескова, переданное ей.

      «Уважаемый Василий Михайлович! Вы всегда рассказываете об интересных людях как-то просто и убедительно, с большой поэтичностью. Вот и ваш очерк за 4 февраля 1969 года под заголовком «Первая» – о Зинаиде Петровне Кокориной. Любопытная судьба. Очень даже. О таких людях говорят: большая цель рождает большую энергию. До какого-то отрезка ее судьбы вы дали почувствовать эту энергию Кокориной. Но… вы видели, как добре гарцующий ручей вдруг исчезает в ненасытном песке? Что-то вроде на полном скаку – стоп! Вот именно так на этот раз у вас получилось.

      У меня сложилось впечатление, что с Кокориной вдруг что-то случилось. А что – не понял. Ибо в ответе на вопрос стюардессы, так печально прозвучавшем: «Да, дочка, за последние 33 года…», – нет никакого намека, что же случилось, коль она уже 33 года так далека от любимого дела. Почему вдруг судьба загнала ее в Киргизию и сделала почти никем не знаемой? Этот вопрос не мог не возникнуть, не мог оставить равнодушными ваших читателей. Что же случилось?

      С большим уважением Борис Козырь. 6. 02. 69 г.»[4].

      Наверное, вопрос возник не только у Бориса Козыря. Ответ на него, возможно, угадывается теми, кто ждет ответа от нее самой. В моем архиве много таких писем. Об этом нужно писать. Само слово «репрессия» редко появляется в письмах. Чаще – спрашивают с надеждой: «Не слышала ли о…?»

      Спрашивают об иностранцах-выпускниках Качи. Имена многих известны: они стали героями Испании, героями Великой Отечественной войны. Судьбой Примо Джибелли, например, интересуется несколько человек. Безвестно исчезли люди, очень известные по довоенной службе. Так, болгарина Ангела Строилова, бывшего потом начальником Луганской авиашколы (1931–1933 г.), разыскивает Алексей Васильевич Никитин, тогда – начальник Штаба авиаэскадрильи, ныне генерал-полковник авиации. В том же письме ко мне – вопрос о втором их друге – Абдуле Кариме: «За любую строчку об Абдуле Кариме буду очень

4

Личный архив З. Кокориной