Оставаться людьми (сборник). Станислав Пляскин

которого возвестит о начале представления. Так было заведено ещё когда клоун был молод, а карлица красива. Они вместе создали эту традицию.

      Старый клоун продолжал механически обновлять грим, когда за дверями гримёрки тихо зазвенело. Карлица неторопливо брела по коридору, касаясь стены колокольчиком. Ш-ш-ш… Дзынь! Ритм выходил рваным, ей приходилось обходить многочисленный реквизит разной степени изношенности. Иногда она натыкалась на сундуки и шкафы. Тогда колокольчик лишь хрипло звякал. Карлица обходила препятствие и двигалась дальше.

      Привлечённый звуками, клоун отложил пудреницу и замер, уставившись долгим взглядом в дверной проём. Он не закрывался даже в молодости, чтобы не пропустить звонка, не опоздать к ждущему зрителю. Карлица медленно проковыляла мимо. Ш-ш-ш… Дзынь!

      Клоун посидел ещё немного, бездумно оглядывая своё отражение. Застывшие суставы натужно скрипнули, воздевая непослушное тело на слабеющие ноги. Он пошатнулся, чудом удержавшись на ногах. Бледные сухие пальцы с деревянным стуком сомкнулись на истёртой спинке стула, сохраняя равновесие. Кое-как выровнявшись, клоун двинулся прочь из комнаты. По-стариковски загребая ногами, он проследовал к выходу на арену. В конце коридора мелькнула и пропала, скрытая старым пыльным занавесом, карлица.

      Спустя пару секунд тишину, заполняющую помещение до самых сводов, разорвала пронзительная трель. Сидящие в зале зашевелились, со всех сторон доносилось неразборчивое бормотание и скрип рассыпающихся кресел. Карлица ещё брела прочь, когда на манеж вышел клоун. Красный накладной нос сидит криво, некогда рыжий парик покрыт ржавыми потёками. Старый, прорванный в десятке мест пиджак весь в пыли и пудре.

      Представление началось. Клоун пытался жонглировать, таскался по арене, отыгрывая свои нехитрые номера… Но он был стар. Очень стар. Мячи валились из рук, ноги не держали, и клоун падал, смешно дёргая ими в воздухе, вставал снова… В зале стояла тишина. Сотни глаз неотрывно следили за происходящим, застыли даже обычно неугомонные дети. Казалось, все увлечены происходящим. Но смеха не было. Ни единого звука. Ни движения. Всё замерло. Клоун закончил и, сопровождаемый душным безмолвием, удалился за кулисы. Когда серый полог сомкнулся за его спиной, зал вновь наполнился шорохом и бормотанием. Зрители поднимались со своих мест и неторопливо покидали помещение.

      Клоун вернулся в гримёрку, уронив немощное тело на стул, замер, глядя в старое облезлое зеркало. Рука слепо шарила по столу в поисках пудреницы. Сегодня никто не смеялся. Как и вчера, как и год, и два назад. Собственно, этого им и не было нужно. Зрители продолжали приходить снова и снова, ведомые непонятным инстинктом. Им не нужно было веселье, а он не ждал смеха. Они все давно были мертвы.

      На обломках погибшего мира толпы мёртвых людей продолжали изо всех сил делать вид, что они живы.

      Двое за рулём

      – Давай быстрее, чего тормозишь?!

      Илья, едва усевшийся за руль, страдальчески закатил глаза, мысленно пожелав себе доброго утра.

      – Заводись,