Фараон. Болеслав Прус

для тебя, а горечь пусть отравляет мое сердце. У господина нашего, Рамсеса, – да живет он вечно! – львиные уста и ястребиная зоркость. Он соизволил сдать мне в аренду свои поместья, что наполнило радостью чрево мое. Но, увы, он не доверяет мне, и я ночи не сплю от огорчения, а только вздыхаю и обливаю слезами свое ложе, где лучше бы ты возлежала со мною, Сарра, вместо моей старухи, которая не в силах уже пробудить во мне страсть…

      – Вы хотели говорить о чем-то другом… – перебила его Сарра, покраснев.

      – Я уже и сам не знаю, о чем хотел говорить с тех пор, как увидел тебя, и с тех пор, как наш господин, проверяя, как я хозяйничаю в его имениях, избил дубинкой моего писца, собиравшего подати с крестьян, так что тот лишился здоровья. Ведь эти подати не для меня, Сарра, а для нашего господина… Не я буду есть фиги и пшеничный хлеб из этих поместий, а ты, Сарра, и наш господин… Я дал господину деньги, а тебе драгоценности. Почему же подлое египетское мужичье должно разорять нашего господина и тебя, Сарра?… А чтобы ты поняла, как волнуешь ты мою кровь своей красотой, и чтобы знала, что от этих поместий я не ищу никакой прибыли, а все отдаю вам, возьми, Сарра, вот этот кубок из чистого золота, разукрашенный каменьями и резьбой, которая привела бы в восторг самих богов.

      С этим словами Дагон вынул из белого платка кубок, не принятый царевичем.

      – Я не настаиваю, Сарра, чтобы этот золотой кубок хранился у тебя в доме и чтобы ты давала из него пить нашему господину. Отдай его твоему отцу Гедеону, которого я люблю, как брата, и скажи ему такие слова: «Дагон, твой брат-близнец, злополучный арендатор поместий наследника престола, разорен. Пей, отец мой, из этого кубка, думай о брате-близнеце Дагоне и проси Яхве, чтобы господин наш, царевич Рамсес, не избивал его писцов и не подстрекал своих крестьян, которые и без того не хотят платить». А сама ты, Сарра, знай, что если б ты допустила меня когда-нибудь до близости с тобой, я бы дал тебе два таланта, а твоему отцу талант, и еще стыдился бы, что даю так мало, ибо ты достойна, чтобы тебя ласкал сам фараон, и наследник престола, и благороднейший министр Херихор, и доблестный Нитагор, и самые богатые финикийские банкиры. Ты так прекрасна, что, когда я вижу тебя, теряю голову, а когда не вижу, закрываю глаза и облизываюсь. Ты слаще фиг, душистее роз… Я дал бы тебе пять талантов… Возьми же кубок, Сарра…

      – Я не возьму кубка, – ответила она, – мой господин запретил мне принимать от кого-либо подарки.

      Дагон уставился на нее удивленными глазами.

      – Ты, вероятно, не представляешь себе, Сарра, как дорого стоит эта вещь?… К тому же я дарю ее твоему отцу, моему брату…

      – Я не могу принять… – тихо повторила Сарра.

      – О боги!.. – вскричал Дагон. – Ну хорошо, Сарра, ты заплатишь мне как-нибудь, только не говори своему господину… Такая красавица, как ты, не может обходиться без золота и драгоценностей, без своего банкира, который доставал бы для нее деньги, когда ей захочется, а не только тогда, когда пожелает ее господин!..

      – Не могу!.. – прошептала Сарра, не скрывая своего отвращения к Дагону.

      Финикиянин