Чудовище без красавицы. Дарья Донцова

разинул было рот, но тут сзади, от входной двери, раздался бодрый голос Марьи Михайловны:

      – Никиточка, детка, почему же у тебя дверь раскрыта? Сколько раз говорила, запирай аккуратно, иди сюда, смотри, что я принесла…

      Я онемела, Юрка сразу тоже не сообразил, как поступить. Художница вошла в прихожую. В правой руке она держала большую хозяйственную сумку, в левой два шоколадных яйца.

      – Ники… – начала она, но, увидав меня, осеклась. – Виолочка? Слава богу, это вы. А то уж я испугалась, кого Кит впустил. Ну как съездили?

      Я растерянно протянула ей договор:

      – Вот.

      Марья Михайловна поставила кошелку и сказала:

      – Ну спасибо, неужели…

      Тут из гостиной высунулся фотограф и крикнул:

      – Юрка, я тут все отщелкал.

      – Что здесь происходит? – прошептала художница.

      – Только не волнуйтесь, – начал Юра, – лучше пойдем на кухню, там сесть можно…

      – Никиточка… – прошептала Марья Михайловна, – Никиточка…

      – Он остался жив, – быстро сообщила я. – Только крови много потерял, на «Скорой» увезли.

      Не говоря ни слова, женщина закатила глаза и опустилась на пол.

      – Веня! – заорал Юрка.

      Из гостиной выскочил парень, руки которого были обтянуты тонкими резиновыми перчатками.

      Юра затолкал меня на кухню и с укоризной сказал:

      – Ну ты даешь, Вилка. Знаешь анекдот, как полковник вызывает к себе сержанта и велит тому сообщить рядовому Петрову о смерти родителей?

      – Нет, – буркнула я мрачно, – самое время сейчас веселиться.

      Но Юрка, словно не услыхав последней фразы, спокойно продолжал:

      – В общем, поставил полковник перед собой сержанта и приказывает: «Ты там поделикатней действуй, все-таки родные люди погибли». Ну сержант выстроил солдат и как гаркнет: «Эй, ребята, у кого отец с матерью живы, два шага вперед! А ты, Петров, куда прешься? Ты у нас со вчерашнего вечера сиротой стал!»

      – Ты это к чему? – поинтересовалась я.

      – Да просто так, – хмыкнул Юрка, – здорово с бабкой разобралась: жив пока, много крови потерял…

      У Марьи Михайловны я просидела до позднего вечера. Милиция ушла где-то в районе семи. Но мне стало жаль старушку. Она с потерянным видом сидела на диване и повторяла:

      – За что? Господи, за что? Павлик, Леночка, Никита… За что?

      – У вас ничего не пропало? – осторожно поинтересовалась я. – Деньги, драгоценности…

      Марья Михайловна покачала головой:

      – Пенсию унесли, сережки золотые, два кольца и шубу каракулевую. Видно, что нашли…

      – Почему же Никитка впустил грабителей? – недоумевала я.

      – Он такой ребенок, – снова заплакала бабушка, – небось и не посмотрел в глазок, распахнул дверь, и все.

      Я оглядела дикий беспорядок, царивший в комнате.

      У меня Никита всегда спрашивал: «Кто там?» Ни разу не помню, чтобы он просто открыл дверь…

      Марья Михайловна дрожащей рукой взяла пузырек