Алтарь без божества. Геннадий Пискарев

чину: – Помощник министра культуры СССР. – Поясняет: – Будучи в облцентре по делам, вспомнил, извините, поэта Алешкина, что был у меня перед командировкой. Заскочи, посоветовал он, в Медынь, к Кузькину, не пожалеешь. Видите, заскочил.

      – М-да, – Кузькин делает кивок головой в мою сторону. Вскакиваю с места и – к двери. Николай, вероятно, понял, куда поспешил я, останавливает:

      – Я прихватил тут кое-что, – открывает дипломат, в котором квакают пара бутылок сухого.

      – Несерьезно, – кривится Михаил Гаврилович. Я убегаю и скоренько возвращаюсь с водкой и колбасой.

      Чокнулись, выпили, перешли на ты. Прямо, отцы русской демократии. Заговорили легко и свободно, словно старые «дружбаны». Решили выехать на природу, к озеру.

      Шумели прибрежные ивы, березы, тихо плескалась зеленая вода у разутых ног, солнце клонилось к западу, рассыпаясь розовыми блестками на ласковых волнах.

      Мы читали стихи, в промежутках провозглашая пышные тосты друг за друга. Женщина, пасшая недалеко корову, заслушалась, не вытерпела, подошла к нам:

      – Ребята, как вы хорошо говорите-то. Не чета мужикам нашим. Напьются – мат-перемат.

      Окрыленные народным признанием и любовью, поднимаем заздравную чашу в очередной раз. Но для Николая, не привыкшего, похоже, к возлияниям в таком количестве, чаша сия становится роковой. Он обмякает.

      В гостиницу из машины заносим его на руках. Благо служители двора постоялого хорошо нам знакомы, укладываем высокого гостя без хлопот в кровать.

      Рано-рано утром, до начала работы, Кузькин примчался ко мне. Распоряжается:

      – Дуй за Колей, опохмелить надо.

      Бегу. Встретившаяся дежурная умеряет мой пыл сообщением:

      – Гость ваш ночью еще съехал.

      О-хо-хо. Представляю: очнулся, небось, важный чиновник, осознал ситуацию, схватился за голову и в бега со стыда подался.

      Рассказываю о случившемся Кузькину. И тут раздается звонок. На проводе – Анискевич:

      – Михаил, из обкома сообщили: к нам будто бы вчера вечером помощник союзного министра культуры выехал. Надо встретить. Культурную программу, обед организовать. Расходы берем на себя.

      – А мы уже встретили его с Генкой.

      – Как? И что?

      – Ничего, водкой напоили, колбасой накормили, уехал довольный.

      Слышно, в сердцах Виктор Степанович бросает трубку.

      Прошло недели две. В редакцию с почтой приходит пакет с министерским грифом. Открываем – письмо от «друга Коли». И стихи – «Сон о Медыни».

      Стоит ли говорить, что мы их сразу же заверстываем на первую полосу. А наутро – звонок от первого:

      – Слушай, редактор, что за хренотень ты печатаешь? Такого и во сне не увидишь. Какие это у нас через Медынку, которую воробей вброд перейдет, мосты горбатые перекинулись? Где ты такого ненормального автора откопал?

      – Так это же Коля.

      – Какой такой Коля?

      – Помощник министра.

      В трубке молчание.

      К концу недели