Война – святее нету слова. Александр Теренин

что здесь решалось многое.

      Их самолет подбили на обратном пути, километрах в тридцати от линии фронта. Упала скорость, «Ил» стало трясти, сносить в сторону. Из кабины стрелка Сивалев видел, что они отстают от общего строя, и понял, что им придется туго. А вскоре их догнали «мессеры». Заметив одинокий «Ил», они перестроились и парами справа и слева стали заходить в атаку. Короткими очередями Сивалев отгонял врагов от хвоста, не давая им возможности вести прицельный огонь. Одного, увлекшегося атакой, он сбил, другому успел «пощипать» плоскость, и тот отвалил в сторону, не ввязываясь больше в бой. Но еще оставалась пара с какими-то причудливыми драконами, намалеванными на фюзеляжах. Видимо, это были асы, давшие возможность порезвиться молодым. Они-то и ранили его.

      И тогда, и сейчас, вспоминая этот полет, он смутно помнит, что было дальше.

      Обвиснув на турели, он то проваливался в беспамятство, то приходил в сознание от сильной боли в груди и в голове. Каждый вдох давался с трудом. Внутри что-то булькало и сипело. С трудом, открыв глаза, он медленно повел взглядом по полу кабины, пока не наткнулся на незнакомое и непонятное в проблесках сознания темное, постепенно увеличивающееся пятно. Он попытался разглядеть его, но какая-то пелена, застилавшая глаза, мешала ему сделать это. С усилием, подняв руку, он поднес ее к лицу, пытаясь протереть глаза, но острая боль вновь бросила его в беспамятство. Но мозг его жил, и каким-то подсознательным усилием, прорвав боль, он вновь вернул себе ощущение реальности. Не открывая глаз, он понял, что они еще летят, а заставивший закашляться едкий дым подсказал, что их самолет горит.

      Пытаясь откашляться, он отчаянным усилием поднял налитую свинцом голову к разбитому фонарю кабины и, вздохнув, тут же от болевого шока вновь потерял сознание. Его вырвал из забытья громкий голос в наушниках: «Прыгай! Толя! Скорей, не успеем!»

      Приказ командира вынудил его на новый отчаянный рывок сознания, но этого усилия хватило только на то, чтобы ответить: «Я ранен. Не. мо. гу. Прыгай сам. Прощай, Коля!»

      …Очнулся он через сутки. Еще не открыв глаза, по резким запахам йода, каких-то мазей и тихим стонам Сивалев понял, что он в госпитале. Попробовал повернуть голову, но тут же почувствовал, что сделать этого не может.

      – Сестра, – тихо позвал он. – Сестра!

      Дремавшая возле притушенной на ночь керосиновой лампы пожилая женщина быстро подошла к нему.

      – Очнулся, соколик! Ну вот и хорошо. Сейчас я тебе лекарство дам, – ласково сказала она, поднося ему маленькую ложку.

      – Мамаша, что со мной? – с трудом шевеля губами, спросил Сивалев.

      – Ничего, ничего, соколик! Ранен ты сильно и уж больно много крови потерял. Лежи тихо. Врач сказал – тебе нельзя разговаривать.

      – Я не буду. Скажите только, нет ли рядом Орлова. Он меня спас! Это мой командир.

      – Да где же сейчас узнаешь! Ночь на дворе. Лежи тихо, утром спрошу.

      Но ни на следующий день, ни через месяц Орлов не объявился.

      …Шли годы, а все оставалось так же загадочно