Мрак. Александр Вулин

ессионально.

      И так – в том далеком 2004 году мы открыли Сербий нового писателя Александра Вулина.

      Александр Вулин опубликовал в издательском доме ИГАМ свой роман Мрак.

      Это текст с своеобразной повествовательная мелодикой: нарративный блюз в функции лейтмотивизации микроплана, который помогает читателю достичь эмоциональной реакции, то есть, того, что едва ли не Томас Манн считал одним из условий хорошего произведения. Александр Вулин – единственный в современной сербской литературе писатель, который умеет это делать.

      Кроме того, это еще и весьма емкий текст. Это атомная бомба небольшого объема, это сгусток чудовищной энергии, переплетение судеб, где нет главного. Это такие шахматы без королевы. Но этот шахматный этюд такой силы и мощи, что у читателей захватывает дух.

      В русской литературе есть подобное по форме и силе воздействия произведение – это Один день Ивана Денисовича Солженицына, где мир дан через суженное, но очень сфокусированное восприятие мира одного человека.

      Мрак начинается и заканчивается одним и тем же предложением. Предложением из всего одного слова: «Мрак». Но эта кольцевая форма полностью заполнена всевсевозможными оттенками мрака: темнотой подземного коридора, сумерками души, политическим сгустившимся мраком «пятиоктябрьской» революции и так далее.

      Это – мрак.

      Полный…

      Кромешный.

      Безнадежный.

      Александр Вулин жесток: он переносит нас в мир, где человек лишён абсолютно всего – прежнего себя, дома, веры, имущества, надежды.

      Настоящее темно, прошлое печально, а будущего – не будет.

      Нет ни Бога, ни дьявола.

      Некому молиться, некому продать душу.

      Души, кстати говоря, тоже нет.

      Есть – здесь и сейчас.

      Коридоры гибнущей шахты.

      Холод вонючей воды, писк мокрых крыс и исповедь отчаявшейся души.

      Исповедь без личности.

      Человек исчезает, расслаивается под прессом реальности.

      Создаёт новые миры, делится на клеточном уровне, отвергая себя как единство, стремится к собственному множеству.

      Я меньше, чем маковое зерно.

      Виртуальное Я.

      Я – как будто Я.

      Другое Я.

      Я не-Я.

      Я – Бог.

      Я – дьявол.

      Я – мир.

      Я?…

      В мире Мрака – это единственный способ выжить.

      Аз есмь! – превращается в последнюю перекличку.

      – Человек? – Я!

      Я – шахтер, я – забойщик, водитель вагонетки, взрывник, я – несчастный отец, я – проигравший войну солдат, я – ищу свой дом, который потерял, я – ухожу, чтобы вернуться.

      Аз есмь! – и есть жизнь.

      Дробление в пределе превращается в собирание. В осознание себя. И это знак того, что ты ещё здесь, ещё материален, ещё существуешь, ещё есть.

      Ещё жив.

      Низведенный до уровня твари и праха, поэтому готовый к возвышению.

      К рождению души, которая поднимается из смрада предыдущего состояния.

      На грани жизни и смерти важнее всего перешагнуть через границы своего Я, уничтожить себя и свой мир, стать бессмертным – нырнуть в Реку Абсолютной Реальности, которая течёт из ниоткуда в никуда. Жизнь сложно локализовать, сложно ограничить рамками определённости. Тяжело идентифицировать бесконечность, которая скрывается в скорлупе конечного.

      Такая густая проза, как в романе Александра Вулина, разрушает привычную конструкцию внутри текста – она прежде всего биологическая, а не архитектурная. Мёртвый, стерильный, искусственный мир, с которым мы иногда сталкиваемся в искусно и хорошо сделанных вещах, привлекает нас искусством выделки – красивыми и чёткими линиями, бурными красками, мастерскими элементами. Густая проза кишит смыслами, резко и дерзко растет во все стороны, в ноздри ударяет запах влажной земли, запах страха, запах вони, запах надежды. Густая проза, возможно, не самый лучший способ показать жизнь, но она для литературы – прививка жизни. И настоящий читатель, осознав это, переживает экстаз оптимизма. Даже если это и трагедия.

      Особенно, если это – трагедия.

      Слова складываются, соединяются и, потеряв реципиента, рассеиваются в свете солнечного месяца. Смысл теряешь после второго предложения, после четвёртого теряешь волю его искать. Мгновенно чувствуешь, что находишься в зоне, где слова не важны.

      Фабула полна дыр, в которые систематически попадают персонажи. В этих дырах и развивается настоящая фабула: там живут вещи, предметы, человеческие эмоции, неважные, мелкие, смешные, чрезмерно патетичные. Но они и есть сама главная реальность, концентрат жизни. Это не галлюцинация – смысл в том, что граница между виртуальным миром и реальностью в этом тексте идеально инверсивна. Текст превращает реальность в достоверную иллюзию, и поэтому текст