Покаяние «Иуды». Ахмет Хатаев

чтобы по ним прошелся резиновый каток.

      Покивав, как все, головой, что должно было означать, мол, все понятно и отступлений от арестантского режима не будет, Эди прошел к своей койке и лег. Голову будоражили возможные варианты дальнейших действий, которые в сочетании с только что происшедшими событиями, извлекли из памяти изречение Гитлера о том, что чем больше я узнаю людей, тем больше люблю собак.

      Это изречение часто приводил на своих семинарских занятиях один из преподавателей Эди, аргументируя свою позицию относительно того, что любому человеку присущи слабости и потому нужно тщательно проверять тех, кто становится в чекистский строй, чтобы не допустить в него ненадежных и негодных к суровой государственной службе. И вот сейчас, размышляя над тем, что происходило в камере и слушая нравоучения, теперь уже звучавшие из уст представителя закона, Эди заключил, что при всем том преступном, что связано с жизнью бесноватого фюрера, в наблюдательности ему не откажешь.

      Тем временем, сделав еще ряд наставлений и убедившись, что его слова дошли до сердца и ума каждого зэка, офицер-воспитатель покинул камеру с чувством исполненного долга, не забыв при этом окинуть ее проницательным взглядом через форточку уже закрытой двери.

      Не прошло и тридцати минут после того, как смолкли его гулкие шаги в коридоре, как в камеру вернули Бизенко, уже отмывшегося от крови. Смазанные йодом кровоподтеки и ссадины придавали его лицу воинственный вид. В его движениях и поведении не было даже намека на то, что он подавлен случившемся. «Иуда» даже головы не повернул в сторону блатных, начавших сразу же после его появления в камере грозить ему повторным избиением. Более того, он предложил им приступить к делу не откладывая, иначе посчитает их трепачами, чем вызвал с их стороны бурю сквернословия. Они были остановлены окриком Долговязого, к которому в отсутствие Марвана, по всей вероятности, отошло старшинство над ними.

      Бизенко же, между тем, подобрал с пола свои вещи и присел на скамью, как бы соображая, а что ему дальше делать. Посидев в одной позе несколько минут, резко встал и направился в сторону Эди.

      – Вы спите? – спросил он, подойдя к его койке.

      – Разве при таких делах можно уснуть, – устало ответил Эди, присаживаясь.

      – Если не возражаете, я расположусь на одной из этих, – вопросительным тоном произнес Бизенко, показывая рукой на пустующие койки.

      – Выбирайте любую на свой вкус, меня и от своей тошнит.

      – Тогда я на этой, что по соседству…

      – Занимайте, если не вы, то завтра кто-нибудь другой это сделает, – не дал ему договорить Эди.

      – Вот спасибо, – доброжелательно произнес Бизенко и начал расстилать постель.

      – Даже странно как-то слышать это волшебное слово здесь, – ухмыльнулся Эди.

      – Как впрочем и то, что вы заступились за совсем незнакомого человека, – подметил Бизенко, натягивая серого цвета наволочку на так называемую поролоновую подушку.

      – У меня с ними свои счеты.

      – Понятно,