Диалоги снаружи и внутри. Антология

—

      слишком мало,

      ведь с каждым шагом

      он только катится

      мне в унисон…

      Всего лишь.

      Рассвет

      Электричка в броне,

      как подержанный рыцарь в латах,

      отдышаться на станциях просится

      и в конце пути.

      Подмосковье мое —

      сплошь с утра бородато.

      (То ли оно от тумана такое,

      то ли от мудрости…)

      Я сейчас воспою

      бытовое и мелкое:

      торопливость чая с утра

      и воздух свеж,

      полусонных граждан

      и бодрую белку,

      штурмовавшую дерево

      около станции Радонеж;

      до семинара дремавшего в сумке Байрона:

      «…К их сокровенным тронам! —

      писал он. —

      Прах!..» —

      вкралось высокое…

      Думать о нем —

      еще рано нам,

      нам бы еще соснуть

      в густо свежих сумерках…

      Только придет Оно.

      Растворит туман.

      Мы поспешим демонстрировать

      беличью прыть.

      Мы разберем

      обрусевший текст «Каина»… —

      только придет Оно —

      мы пустимся жить!..

      Только придет Оно,

      победившее в поединке,

      только взойдет Оно,

      ежедневное Солнце…

      Я опасаться вдруг стала,

      как древние инки:

      вдруг не вернется?..

      Из банки

      За добровольным «железным занавесом»,

      в банку запрыгнувшим помидором

      гляжу через дымку стекла,

      в маринаде вся.

      Это не шутки вам —

      взгляд помидора с укором!

      А я захотела сама,

      чтоб завинтили крышку,

      мариновалась охотно

      к другим красным пленникам.

      О, как замечательна толща стекла —

      не слышать!

      не слышать вас,

      свежие,

      больше не верить вам!

      Растите на грядках,

      пейте подземные соки!

      А я —

      чем нужно —

      иначе,

      как надо —

      иначе!

      А я —

      на взрытых полях этих —

      как проигравшийся брокер,

      с биржи да в банку,

      не в банк…

      Но стекло прозрачно,

      и —

      нам ведь тоже светло,

      и нас припекает,

      то есть наш плен и не так чтобы

      слишком грустен.

      Каждый из нас бесконечными мыслями занят,

      каждый из нас готов —

      пусть его надкусят!

      Нам в ожиданье томительном

      впитывать как-то не можется.

      Нам бы на стол посолидней,

      чтоб не напрасно.

      Чтоб в пасти Истории

      после

      вспоротой кожицы

      вкусом,

      как эхом,

      отдаться

      и брызнуть

      красным.

      Особые войска

      Какая это честь – стоять на страже,

      сердечной страже чьей-то. Каждый стук

      фиксировать, учет вести им, даже

      распознавать