Книга осенних голосов. Антология

что есть сейчас:

      Крикливый подросток Глеб в гнойничковой сыпи

      И Васька, который метит когтями в глаз.

      Столичная осень… Двор заболел простудой.

      По небу текут пивные барашки стай.

      Но Жучка глядит на солнце – и видит Будду,

      И Будда ей обещает собачий рай.

      В такие минуты жить веселей и жутче,

      Как будто успел, как будто попал в струю…

      И кажется ей, паршивой дворняге Жучке,

      Что стала она принцессой в чужом раю.

      Зимой обрастает осень. Вторые сутки

      Гулять не выходит юный соседский шпиц.

      На встречном пути не Будды стоят, а будки,

      И лица теряют лики в потоке лиц.

      На Жучке линяют шрамы ее проплешин.

      Тем временем Будда космос ведет к весне…

      Кот Васька за хвост садистами был повешен,

      А Глеб в девятнадцать с лишним погиб в Чечне.

      Вождя заказали

      Меня заказали.

Андрей Макаревич

      Толпа напряглась, с трудом подавляя ропот.

      Какая-то баба сзади чихнула сладко.

      И вдруг по рядам пронесся пугливый шепот:

      «Смотрите! Смотрите!

      Вождь не попал в десятку!»

      О нем говорили: вместо зрачков – алмазы.

      Он мифом прослыл от Африки до Алтая…

      Сенсация века: лучший стрелок промазал

      И больше не годен быть заводилой стаи.

      Как лидера крайних левых перед хоккеем,

      Как дряхлого принца где-нибудь на Самоа,

      Вождя заказали собственные лакеи…

      Позвольте им cмыться, let those people go!

      Им стригли «под бобик» совесть в совковых дурках.

      Из них вычищали вечность банальной хлоркой.

      Вождя похоронят в урне из бронзы урки.

      За гимн о вожде получат писцы пятерки.

      И, день ото дня в своей суете смелея,

      Они себя постепенно сочтут вождями;

      Отпразднуют «вечер памяти» к юбилею,

      С которым и рядом в поле не сядет память.

      В душе у вождя – не дактили, не хореи:

      В душе у вождя – Чернобыль и Хиросима.

      Вождя заказали… Хоть бы уже скорее!

      Водить этой жизнью стало – невыносимо:

      Храня непорочность Мышкина в «Идиоте»,

      Лелея коварство опытного индейца, —

      Быть первым, быть вечно первым, на самом взлете,

      Когда от падений некуда больше деться!

      А может быть, все – мираж, и вождя надули?

      Как пьяницу, что шатается на вокзале

      И, путая синяки со следами пули,

      Истошно вопит: «Они меня заказали!»?

      Вождю отвечают: «Надо бы попуститься.

      Запомни, не ты один на планете гений».

      Но в облаке над ЧАЭС пролетают птицы,

      Поэзией облученные, как рентгеном;

      И цель на табло мигает в вокзальном зале:

      Пора выбывать из шумных житейских скачек.

      Такие дела… Вождя уже заказали…

      И вождь этот – я.

      Но главное: я – заказчик.

      Пасха

      Вчера я был убит. Сегодня я

      Очнулся