Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой. Инна Лиснянская

и Цветаевой, чтобы ума набралась. А та, Маничкина тетрадь, синяя с золотой бабочкой потерялась, а с нею и все мои не выпечатанные стихи. А выпечатанные я тебе послала из «Н[ового] М[ира]» и «Знамени». Но я если и переживаю эту пропажу, только потому, что тетрадка Маничкина. А стихи? – Значит, так надо было.

      Тайна

      Уже спокойно мне не спать,

      Не уповать на суд и милость,

      Поскольку я распеленать

      Чужую тайну покусилась.

      Не мумия оголена

      И не младенец распеленат,

      А музыка чужого сна,

      Слегка похожая на омут[102].

      Березовая роща

      Всегда при мне и горечь, и надсада,

      И роща в трех минутах от шоссе.

      Столетье, как березы, полосато,

      Мне жить досталось в черной полосе.

      Пусть жены не винят, мужья не ропщут, –

      Злость ненасытна, беззащитна грусть, –

      И я угомонюсь, как эта роща,

      Дождем умоюсь, солнышком утрусь.

      Что на хвосте ни принесет сорока

      И что ни наворкует мне сизарь,

      Какою гарью ни обдаст дорога,

      Я все приму, и даже эту гарь[103].

      Ночь на рождество

      Кто говорит, что мы должны страдать,

      Уязвлены терновою занозой,

      Когда звезда умеет так сиять

      И пахнуть осликом и розой?

      Кто дарит блеск рассветного луча

      Звезде, напоминающей о розе? –

      И ночь тепла, как с царского плеча

      Соболья шуба на морозе.

      Что нужно яслям прежде и потом? –

      Избыток сердца и остаток сенца.

      Мы связаны друг с другом не крестом,

      А пуповиною младенца[104].

      Вот такими стихами, нехитрыми мыслью, изобразительными средствами я и хочу снять с души тупиковость, прежде всего со своей души. Если мне это удастся, то, м.б., и кому-нибудь понадобится. Уж прости, что я разговорилась о своих стихах, да еще и переписала. Все это, видимо, оттого, что затемпературила. Вчера мне и в голову бы не пришли бы эти «рассуждансы» и «романсы». Сейчас сделаю перерыв на часок-другой, пообедаю, если принесут. А потом с новыми душевными силами буду тебе писать, хоть и боюсь, что мои длиннописания тебя утомляют. Но я – эгоистка и позволю себе это удовольствие. ‹…› Я тоже, как и папа, терпеть не могу писать письма. В жизни короткое время и кратко я писала папе, где подписывалась «твоя Шушаник» и еще так же кратко – Семену. ‹…›

      А вот тебе мне хочется писать целыми днями, и я буквально удерживаю свою левую руку, чтобы без конца тебе не писать. Я даже, будучи левшой, не могу тебе сказать строками Цветаевой: «Вот тебе моя рука – Праведная, правая».

      Если бы у меня хватило мысли в этом жанре, я бы тебе написала целый роман в письмах. Есть и сюжеты, и побудительные силы, но нет оригинальной мысли. Я пришла к убеждению, что только

102

Неопубликованное.

103

Из книги «Ветер покоя» (СПб.: Пушкинский фонд. http://www.vavilon.ru/texts/prim/lisn3-6.html).

104

В книге «Ветер покоя» последние строчки изменены: «И связаны друг с другом мы крестом, / Как пуповиною Младенца».