Павловский вальс. Люттоли

Фёдор. Он закрыл за собой дверь и с откровенным удивлением посмотрел на Катарину.

      – Мне необходимо увидеть графа Азанчеева. Он дома? – Катарина пришла в ужас от собственных слов. Она даже не предполагала, что слова ровно, как и чувства станут жить собственной жизнью.

      – Граф Пётр Азанчеев? – переспросил Фёдор и тут же, нахмурившись, ответил. – Ушёл-то барин. На войну ушёл. Теперича разве только через год возвернётся. А может и более. Даст Бог живым и здоровым вернётся. Худо тебе? – Фёдор всматривался в лицо Катарины. Оно менялось с каждым мгновением, пока не стало мертвенно бледного цвета. – Переживаешь за барина? – понял он и признался, что все в доме беспокоятся за него. – Сходи помолись за барина. Легче станет. А знаешь что? Я тут собрался идтить за барина помолиться. Хочешь со мной? – предложил неожиданно Фёдор. Отследив едва различимый кивок, Фёдор повёл Катарину по направлению к Исаакиевскому собору.

      Голова Фёдора то и дело поворачивалась в сторону Катарины. И каждый раз в них светилось подлинное изумление. Ему давно следовало уйти, но он никак не мог этого сделать. И причиной тому была Катарина. Вернее её слова. Фёдор слышал как сокрушались по барину и его невеста, и брат и даже Ольга Владимировна, но даже близко не испытал того благоговейного трепета, который навевали слова незнакомки. Она не плакала и не стенала как остальные. Она стояла на коленях подле иконостасом и устремив взор куда-то вниз, разговаривала…то ли с собой, то ли с барином, то ли с одним из святых во множестве изображённых на иконах.

      – Ах, Пётр, Пётр, – молитвенно сложив руки, с закрытыми глазами шептала Катарина. И в голосе том было столько тоски, что некоторые из молитвуствующих, подобно Фёдору оставив собственные помыслы, обратили взоры к Катарине. – Простите меня, простите, я не смогла с вами попрощаться, не смогла проводить в страшный путь, уготованный вам судьбой. Я так спешила, так спешила, но не успела. Я виновата перед вами…виновата в том, что не оказалась рядом в тяжёлый для вас час, не обняла, не сказала какой вы прекрасный человек, не призналась в своих чувствах, не поклялась, что каждый из дней моей жизни будет принадлежать вам и только вам. Я клянусь сейчас. Клянусь в том перед Богом. Я буду молиться, ждать и…любить…

      Фёдор не мог далее оставаться в церкви. Его могли хватиться. Надо же, – думал он покидая церковь, – любит-то как нашего барина. А он видать так и не полюбил. Да и с чего любить-то? У него красавица невеста есть. Не чета этой…бедняжке. Жаль её, да что тут поделаешь.

      Когда Фёдор возвращался, у самого дома к нему подошёл незнакомый человек и взволновано спросил: Не видел ли он молодую девушку, черноволосую в жёлтом платье?

      – Как не видать?! – отвечал Фёдор. – Печалилась больно. Сам проводил в «Исаакий». Она и сейчас там.

      Мужчина несколько раз поблагодарил Фёдора. Это был Иоганн Лукас. Долгое отсутствие Катарины вызвало у него беспокойство. Он вернулся и не обнаружил дочь. Тогда заволновался ещё больше и начал расспрашивать прохожих. К счастью ему почти