Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь. Татьяна Шарпарь

дозвонился, потому что номер несколько раз набирал, но при этом молчал.

      – Так, стоп! Про охранника твой дворник откуда знает?

      – Так это не дворник, а напарник того охранника. – Охранника, кстати фамилия его как, допросить под протокол. О чем беседа и так далее. Ты с ним уже поговорил?

      – Пока нет, он ненадолго отошел, скоро будет.

      Все это напоминало угадайку, впрочем, как почти любое расследование. Всего было много, но ничего конкретного не было.

      Иван подошел к следователю:

      – Сергей Иванович, был при убитом блокнот? – Блокнот? Нет, не было, хотя давай посмотрим.

      Следователь надел резиновые перчатки и стал доставать из пакета вещи.

      – Ну вот, смотри: носовой платок, ключи на связке с брелоком в виде лебедя, дешевая шариковая ручка, две пластинки жевательной резинки, сторублевая бумажка, расческа, список продуктов на листочке бумаги. Все.

      – А вокруг хорошо смотрели? Может быть, блокнот вылетел из кармана, когда он падал? А папка его где? А телефон где?

      – Все, Николаич, больше ничего не было, – следователь неодобрительно пожал плечами, мол, не учи ученого.

      Телефон можно было прозвонить. Алексей быстро нашел нужный номер, нажал кнопку и приготовился слушать. Конечно, вне зоны. Сейчас преступники умные пошли – сразу симку выкидывают.

      Загадок стало еще больше. Впрочем, по условиям игры так и должно быть: чем банальнее кажется вначале дело, тем большим количеством непоняток оно обрастает, хотя в конце всему находится объяснение. Надо было сесть где-то в укромном местечке и подумать.

      Иван с удовольствием обедал. Принесенные продукты были аккуратно сложены в холодильник, а он с аппетитом съел борщ и сейчас принимался за котлеты. По мере того, как его желудок наполнялся, а по телу разливалось приятное тепло, Иван ждал, что вот-вот наступит состояние послеобеденного покоя, но на душе было как-то… не очень. Он был недоволен собой. Чтото брезжило в отголосках памяти, как будто он снова видел сон. Опять вуаль, рука в перчатке, еще тонкий запах духов, голос. Когда это было? И где? Что за провалы памяти? Может быть, пора к врачу обратиться? К невропатологу, нет, наверное, к психиатру. Давно надо было сосредоточиться и вспомнить эту женщину, эту руку и, надо же, господи, вуаль!

      Вуаль была надета на мамину траурную шляпу, когда хоронили папу. Все его воспоминания в последнее время – это похороны: кладбища, венки, запах развороченной земли, звуки похоронной музыки, которая въезжает в сознание чувством невосполнимой потери. Помнится, на похоронах дяди и тети соседка сказала ему, что тяжело терять близких, но надо себя взять в руки. Он не стал с ней спорить. Что она может понимать в этой жизни? Она же не знает, как терять одного родного человека за другим. У него в жизни было именно так. Папа умер, когда Иван готовился к последнему выпускному экзамену в институте. В квартире было тихо – когда Иван занимался, все ходили на цыпочках. Родители собирались на дачу. Мама вдруг громко и счастливо засмеялась, видимо, какой-то шутке отца. Иван выглянул из своей комнаты,