Подземелья Ватикана. Фальшивомонетчики (сборник). Андре Жид

поворачивается к Жюльюсу:

      – А вы заметили, что это было?

      – Пожалуй, нет. Когда поезд остановился, я предложил посмотреть, но Маргарита разнервничалась…

      – Что ты говоришь такое, Жюльюс! Ты был страшно неловок! Стал поднимать мне веко так, что чуть все ресницы не выдернул…

      – Не позволите ли мне попробовать? – говорит Антим. – Может быть, у меня лучше получится…

      Факкино поднес чемоданы. Каролина зажгла лампу с рефлектором.

      – Но послушай, друг мой, не в коридоре же ты будешь делать эту операцию, – замечает Вероника и ведет Барайулей к ним в комнату.

      Квартира Арманов-Дюбуа распространялась вокруг внутреннего двора; окна во двор освещали коридор, что вел из прихожей в оранжерею. В этот же коридор выходили двери сперва из столовой, потом из гостиной (огромной, плохо обставленной угловой комнаты, которой Антим с супругой не пользовались), затем из двух смежных комнат, приготовленных одна для супругов, другая, маленькая, для Жюли, рядом со спальней четы Арманов-Дюбуа. Все эти комнаты сообщались также и между собой. Кухня и два помещения для прислуги находились по другую сторону от подъезда.

      – Не собирайтесь все вокруг меня, прошу вас, – стонет Маргарита. – Жюльюс, распакуй же вещи…

      Вероника усадила сестру в кресло и взяла лампу. Антим вгляделся:

      – Действительно, глаз воспален. Не снимете ли шляпку?

      Но Маргарита, боясь, должно быть, как бы растрепанная прическа не обнаружила своих искусственных составляющих, сказала: нет, не сейчас. Шляпка без полей с завязками не помешает ей опереться затылком на изголовье.

      – Так вы меня просите вынуть сучок из вашего глаза, а бревно из моего вынуть не даете, – сказал Антим с каким-то хихиканьем. – Кажется, в Евангелии заповедано как раз обратное!

      – О, прошу вас, не заставляйте меня слишком дорого платить за ваши услуги!

      – Молчу, молчу… Берем чистый платок… вот так, уголочком… вижу, вижу, что там… да не бойтесь, черт вас возьми! Смотрите в небо! Вот и все.

      Уголком носового платка Антим вытаскивает крохотную соринку.

      – Благодарю, благодарю! Теперь оставьте меня. У меня ужасная мигрень…

      Маргарита теперь отдыхает, Жюльюс вместе с горничной возится с чемоданами, Вероника смотрит за приготовлением ужина, Антим же болтает с Жюли.

      Он провел ее к себе в комнату. Арман-Дюбуа уехал, когда племянница была еще совсем крохой, и теперь едва узнает эту большую девочку – ее наивная улыбка уже серьезна. Они беседуют о всяких пустяках, которые, по мненью Антима, должны быть приятны ребенку, и вот его взгляд задерживается на серебряной тонкой цепочке у нее на шее. Он понимает: там, должно быть, висят образки. Беззастенчивым движением толстого пальца он выдергивает их наружу и, пряча болезненное отвращение под маской недоумения, говорит:

      – А это что за штучки-дрючки?

      Жюли прекрасно понимает, что он не всерьез спросил, но к чему ей сердиться?

      – Как, дядя Антим,