Реввоенсовет. Аркадий Гайдар

что война. Ты дезертир, наверно?..

      В следующую же секунду Димка получил здоровый удар по шее, так что едва не ткнулся головой о стол.

      – Зачем ребенка бьешь? – вспыхнула на Головня Димкина мать. – Нашел с кем связываться.

      Головень покраснел, его большая круглая голова с оттопыренными ушами, за которую он и получил в деревне кличку, закачалась насмешливо, и он ответил грубо:

      – Помалкивайте-ка лучше… питерское отродье. Дождетесь вы, что я вас назад повыгоню…

      Мать как-то сразу съежилась, осела и выругала глотающего слезы Димку:

      – А ты не суйся, идол, куда не надо… а то еще и не так попадет…

      После ужина Димка забился к себе в темные сени и улегся на груду сена за ящиком, укрывшись материной поддевкой. Он долго лежал, не засыпая.

      Потом к нему пробрался Шмель и, положив голову на плечо возле шеи, взвизгнул тихонько…

      – Что, брат, досталось сегодня, – проговорил сочувственно Димка, – не любит нас с тобой никто… Ни Димку, ни Шмельку… Да… – И он вздохнул огорченно.

      Уже совсем засыпая, он почувствовал, как кто-то подошел к его постели.

      – Димушка, ты не спишь?

      – Нет еще, мам…

      Мать помолчала немного, потом проговорила уже значительно мягче, чем днем:

      – И чего ты суешься куда не надо? Знаешь ведь, какой он аспид… Все сегодня выгнать грозился.

      – Уедем, мам, в Питер, к батьке.

      – Господи, да я бы хоть сейчас… Да разве проедешь теперь, сынок. Ведь вокруг вон что делается…

      – В Питере, мам, какие?

      – Кто их знает. Говорят, что красные. А может, и врут. Разве теперь разберешь…

      Димка согласился, что разобрать действительно трудно, потому что уж на что волостное село близко, а и то не поймешь, чье оно теперь. Говорили, что Козолуп его на днях занимал, а что за Козолуп, и какого он был цвета, неизвестно – зеленый, должно быть.

      И он спросил у задумавшейся матери:

      – Мам, а Козолуп зеленый?

      – А пропади они все вместе взятые! – с сердцем ответила та. – Вот еще послал господь наказание. То все были люди как люди, а теперь поди-ка.

      И она спросила у Димки, только что вспомнив:

      – Слушай-ка, ты богу-то перед сном молишься?..

      – Молюсь, молюсь, – поторопился он, натягивая поддевку на голову, испугавшись, как бы мать не вздумала расспрашивать дальше.

      Так оно и выходит.

      – Ой, врешь, – недоверчиво говорит мать. – А ну-ка, прочитай «Ангелу хранителю»…

      Димке хочется спать. Димка боится, как бы мать не узнала, что он опять спит со Шмелем, кроме того, он никак не может вспомнить первого слова.

      И Димка отвечает сердито:

      – Не буду, чего без толку-то…

      – Как без толку, дурак?.. – вспыхнула озадаченная мать.

      Но Димка и сам видит, что сболтнул лишнее, и отвечает искренне и плаксивым голосом:

      – И что это, право… днем сама ругалась, бабка по башке стукнула, Головень по шеям… Ляжешь спать, и тут никакого покоя.

      В голосе его чувствуется неподдельная нотка обиды, и смущенная мать оставляет его одного…

      В сенцах темно,