Революция 1917 года глазами ее руководителей. Отсутствует

сняли верхнее платье. Мы вошли в вагон.

      Это был большой вагон-гостиная. Зеленый шелк по стенкам… Несколько столов… Старый, худой, высокий, желтовато-седой генерал с аксельбантами…

      Это был барон Фредерикс.

      – Государь император сейчас выйдет… Его величество в другом вагоне…

      Стало еще безотраднее и тяжелее…

      В дверях появился государь… Он был в серой черкеске… Я не ожидал его увидеть таким…

      Лицо?

      Оно было спокойно…

      Мы поклонились. Государь поздоровался с нами, подав руку. Движение это было скорее дружелюбно…

      – А Николай Владимирович?

      Кто-то сказал, что генерал Рузский просил доложить, что он немного опоздает.

      – Так мы начнем без него.

      Жестом государь пригласил нас сесть… Государь занял место по одну сторону маленького четырехугольного столика, придвинутого к зеленой шелковой стене. По другую сторону столика сел Гучков. Я – рядом с Гучковым, наискось от государя. Против царя был барон Фредерикс…

      Говорил Гучков. И очень волновался. Он говорил, очевидно, хорошо продуманные слова, но с трудом справлялся с волнением. Он говорил негладко… и глухо.

      Государь сидел, опершись слегка о шелковую стену, и смотрел перед собой. Лицо его было совершенно спокойно и непроницаемо.

      Я не спускал с него глаз. Он изменился сильно с тех пор… похудел… но не в этом было дело… А дело было в том, что вокруг голубых глаз кожа была коричневая и вся разрисованная белыми черточками морщин. И в это мгновение я почувствовал, что эта коричневая кожа с морщинками, что это была маска, что это не настоящее лицо государя, и что настоящее, может быть, редко кто видел, может быть, иные никогда, ни разу не видели…

      Гучков говорил о том, что происходит в Петрограде. Он немного овладел собой… Он говорил (у него была эта привычка), слегка прикрывая лоб рукой, как бы для того, чтобы сосредоточиться. Он не смотрел на государя, а говорил, как бы обращаясь к какому-то внутреннему лицу, в нем же, Гучкове, сидящему. Как будто совести своей говорил.

      Он говорил правду. Ничего не преувеличивая и ничего не утаивая. Он говорил то, что мы все видели в Петрограде. Другого он не мог сказать. Что делалось в России, мы не знали… Нас раздавил Петроград, а не Россия…

      Государь смотрел прямо перед собою, спокойно, совершенно непроницаемо. Единственное, что, мне казалось, можно было угадать в его лице:

      – Эта длинная речь – лишняя…

      В это время вошел генерал Рузский. Он поклонился государю и, не прерывая речи Гучкова, занял место между бароном Фредериксом и мною… В эту же минуту, кажется, я заметил, что в углу комнаты сидит еще один генерал, волосами черный, с белыми погонами… Это был генерал Данилов.

      Гучков снова заволновался. Он подошел к тому, что, может быть, единственным выходом из положения было бы отречение от престола.

      Генерал Рузский наклонился ко мне и стал шептать:

      – По шоссе из Петрограда движутся сюда вооруженные грузовики… Неужели же ваши? Из Государственной думы?

      Меня