Директория. Колчак. Интервенты. Василий Болдырев

сложное – новой власти не подчиняются ни тыл, ни фронт.

      Чита. 4 декабря

      Поздно вечером прибыли в Читу. Чита и Даурия – две «молодецкие заставы», уже получившие широкую известность. На них всегда могли оказаться «непредвиденные» задержки.

      Доложили, что просит принять полковник Семенов. Вошел довольно плотный, безукоризненно одетый, при шашке казачий офицер. Лицо с легким монгольским оттенком, на лбу упрямо спустившийся завиток.

      Я первый раз видел забайкальского атамана. В отношении меня, как высшего военного начальника в Сибири, он всегда был вполне лоялен. И сейчас исключительной корректностью он как бы подчеркивал свое неодобрение совершившемуся в Омске и свою резкую оппозицию Колчаку.

      Я был чрезвычайно сдержан в области политических суждений, которых, видимо, хотелось коснуться Семенову. Он выразил глубокое сожаление по поводу моего ухода и надежду на скорое возвращение к активной работе. Я поблагодарил. Семенов вышел. В нем много такта.

      Сегодня Варварин день – именины моей младшей сестры. События последних месяцев совершенно заслонили образы дорогих мне людей. Теперь горизонт яснее. С вершины власти я опустился до рядового обывателя. Еду в добровольное изгнание полный безграничной любви к России, полный готовности к самой тяжкой ответственной работе.

      Владивосток. 12 декабря

      По дороге до Владивостока одно неизгладимое впечатление – это… Даурия. Какая мрачная природа и какой страшный застенок!

      Просит принять полковник барон Унгерн-Штернберг¹²⁵. Свидание всего несколько минут, я тороплюсь с отъездом и увожу впечатление синевато-серых тевтонских глаз, полных упрямого фанатизма и скрытой в глубине их холодной жестокости.

      Во Владивостоке остался в своем вагоне. Стою на запасных путях. Двумя заборами отделен от прекрасного поезда – ставки Хорвата. Его охраняет особая стража и старый миноносец, маленькая пушечка которого задорно грозит рейду.

      На соседних путях – служебные вагоны и целые поезда интервентов. Флаги обозначают национальность. Больше всего чехов и японцев.

      На рейде бронированное «содействие» союзников. У самой адмиральской пристани – японский броненосец, рядом – корабли англичан, американцев, тут же крейсер китайцев, матросы, флаги и пушки, пушки без конца.

      На окружающих Золотой Рог высотах разоруженные форты и батареи – безмолвные остатки былого могущества крепости[31].

      На улицах обыватель, дельцы, менялы, женщины, чужеземные солдаты, китайцы, ящики с японскими мандаринами, резкий холодный ветер и… острое сознание чужого засилья.

      Думаю о дальнейшей дороге. Местопребывание мое открыто. Опять посетители. Опять разговоры. Опять политика.

      Беседовал с французским политическим представителем графом де Мартелем. Чувствую, всех интригует, зачем я здесь и каковы мои планы.

      Собеседник задал мне вопрос: буду ли я работать в правительстве Колчака, я ответил вопросом же: «А в какой роли?» – и высказал

31

Золотой Рог – бухта во Владивостоке. Большое число орудий было снято и вывезено из Владивостока за время мировой войны.