Мужик в тельняшке. Павел Шаров

тут, – раздаётся из толпы мельтешащих сотрудников.

      – Идите со мной!

      Он вырывает из толпы Николая Николаевича и тащит в студию, за стол.

      Передача началась.

      – Николай Николаевич, как вы оцениваете качество проведённых мероприятий в городе? – задаёт вопрос ведущий.

      – Прекрасно, – отвечает Николай Николаевич. – Сантехнические службы хорошо подготовились к этим мероприятиям, в результате чего чрезвычайных происшествий почти не было.

      – А как, по вашему мнению, прошла конференция под названием «город будущего»?

      – Там были кое-какие дефекты в подготовке. В женском туалете лопнула труба, – Николай Николаевич с опаской посмотрел в сторону коридора, где уже булькало. – Да. Так вот, поскольку в мужском туалете об этом узнали слишком поздно, то им пришлось эвакуироваться в незастегнутых портках.

      – Оригинально, оригинально, – заерзал на стуле ведущий.

      – А что вы можете сказать о конкурсе молодых талантов в помещении оперного театра?

      – Могу сказать, что молодые действительно оказались талантливы. Один из сантехников успел вовремя перекрыть задвижку водоснабжения. Иначе были бы неприятности.

      – Вы очень оригинальны. А как вам понравился приезжий тенор из Москвы?

      – Хороший парень. Я у него в номере гостиницы кран в ванной комнате чинил. Так он меня дорогущим коньяком угостил.

      В это время из коридора в студию поступает вода.

      – Простите, а вы кто???

      – Я Николай Николаевич. Сантехник.

      – Так чего же вы тут сидите?

      – А вы какого чёрта мне зубы заговариваете! Мне пора делом заниматься.

      В это время в студию влетает журналист Николай Николаевич Николаев с гаечным ключом.

      – Безобразие! Я вам не сантехник, трубы чинить. Где главный режиссёр, я ему по балде гаечным ключом настучу!

      Упадёт или…

      Из парной в предбанник выходили красные, распаренные мужики и рассаживались на лавках. Отходили. В углу отжимал в ведро тряпку банщик и что-то ворчал в длинные, как рыжая мочалка, усы. Вдруг он повернулся к только что вышедшему из парной голому мужику и заорал:

      – Ты че ввалился! Вся корма в мыле! Иди, смойся, не вишь, с тея тикёт! А то вылетит хто из парной, посклизнётся и ё… ся!

      Мужик с намыленной задницей ушёл смываться, кто-то гоготнул ему вслед, а сухощавый гражданин с красной полоской от очков на переносице многозначительно заметил, глядя на банщика:

      – Уместнее было бы сказать: упадет.

      Сказано это было настолько спокойно и веско, что голая публика на момент замолчала. Банщик повернулся. Хотел что-то возразить, но, встретившись взглядом с сухощавым, осекся и, махнув рукой, обиженно отвернулся в свой угол.

      И только круглолицый дядя, отдуваясь и поглаживая себя по животу, равнодушно произнёс:

      – А чего тут спорить? Одно из двух – упадет или ё… ся.

      Публика вновь загоготала.

      В это время в предбанник