Звезда Собаки. Семнадцатая Карта. Владимир Буров

Коровьев, Кот, Азазелло, Гелла. Если не существенна глубина молчания, когда:

      – Видно было, как у одного из официантов пиво течет из покосившейся набок кружки на пол, – то и нельзя увидеть Воланда.

      А уж тем более нельзя связать настоящее с Иешуа Га Ноцри, с падением Ершалаима.

      В ложе театра Варьете не было дальней родственницы Аркадия Апполоновича Семьплеярова, которая била этого председателя акустической комиссии московских театров лиловым зонтиком по голове.

      Как говорится, чего ни хватишься, ничего у вас нет.

      Бал не распечатан. Кажется, что он такой и есть у Булгакова. Это все равно, что не рассказывать, как работает двигатель внутреннего сгорания. Не показывать работы двигателя изнутри. Ведь в то время, когда жил Булгаков этого увидеть было нельзя. Но если сегодня можно, то должно быть показано то, что не видно невооруженным глазом. И только тогда удастся изобразить то время, то прошлое, когда показать работу двигателя изнутри было невозможно.

      Слишком прижаты ушки. Товарищ Бор воссоздает не Мастера и Маргариту, а монумент. Мавзолей. Такое изображение это все равно, что бросок шайбы БЕЗ ЗАДЕРЖКИ. Это не результативный бросок. Более того, он неправильный. Он никому не нужен даже если случайно окажется результативным. Чтобы увидеть этот бал нужна ПАУЗА. Время должно остановиться на двенадцати часах.

      Нет вскипавшего на солнце серебра на груди кентуриона. Тогда получается, что и Иешуа, шмыгающий носом, не вызовет восхищения. Ведь он, как ТЫ да Я. Восхищение вызовет только Идол.

      В Мастере и Маргарите создано Булгаковым Вымышленное Пространство. В книге оно реально существует. А в кино его нет. В Улицах Разбитых Фонарей и в сериале Агент Национальной Безопасности его больше, чем в этом кино Бортко.

      – Хочешь, я дам тебе роль, – сказал Ми. – Роль в моем фильме.

      – Что это за роль? – спросил гроссмейстер.

      – Как раз подойдет для тебя. Роль Великого Рыцаря Дон Кихота Ламанчского. Споешь песню:

      На турнире, на пиру, иль на охоте,

      Ходит слава о бессмертном Дон Кихоте.

      Ля-ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля.

      – Я тоже буду играть роль в моем фильме. Ну, как обычно. Если никто не верит, что я режиссер, пусть поверят хотя бы, что я артист.

      – А вы кого будете играть? Роль какого-нибудь графа?

      – Во-первых, каких-нибудь графов не бывает. А во-вторых, я буду играть роль Великого Джона Леннана.

      – Что-то я не слышал о таком.

      – Еще услышишь.

      На заднем плане, у бани, под сильной лампой режиссер Молчановский разглаживает складки на костюмах героев. Он держит огромный дымящийся утюг с резными дырками. Через эти дырки видны раскаленные угли. Как на треножнике для жертвоприношений. Он бормочет:

      – И в детской резвости массы колеблют мой треножник…

      Кругом темно. Только небольшая лампочка горит у туалета, да на другом конце Зоны можно различить огонек дорогой сигары. Гаванская. Очевидно, какой-то олигарх смог получить посылку даже в этот праздничный день. А ДПНК угостить он просто