Рукопись, найденная на чердаке. Рассказы. Ключ Тортилы. Михаил Князев

мучительно-сладкой, болезненной, безответной и платонической, – необходимо переболеть еще и потому, чтобы узнать, что такое боль, чтобы понять, что с этими чувствами надо обращаться осторожно (ну вот, как с оружием, может быть) и по возможности не причинять боль другим. Именно этот смысл он вкладывал в слова одной из песен его любимых Битлз, услышанных тогда, в далекой юности (в те времена он плохо знал английский, и не понимал, о чем в ней в действительности поется): happiness is a warm gun – счастье (читай – любовь) – это огнестрельное оружие.

      После школы жизнь раскидала 10-й «Б» по стране. Антон уехал учиться в столицу, потом работа по распределению после института забросила еще дальше. Потом опять столица. Короче, снова он увидел ее через долгих без малого двадцать лет в одно из его возвращений. Они оба были уже семейными людьми и в том возрасте, когда некий огонек в глазах у большинства людей уже потух, и его заменили скучнейшие серьезность, озабоченность важными делами и мелкими обыденными заботами. Но в ее взгляде было совсем другое – молодое, не потухшее, этакие искорки задора. Это заставило Антона чуть задержать на ней свой взгляд, а потом и почувствовать в ней близкую душу. Видимо, и она тогда почувствовала что-то похожее.

      С тех пор каждый год свой приезд в родной город после радостной встречи с матерью и обмена с ней первыми впечатлениями Антон начинал со звонка ей. Она всегда узнавала его мгновенно, и разговор их начинался так, будто они разговаривали последний раз ну буквально вчера. Вот и в этот раз:

      – Привет.

      – О, привет! Еще бы чуть-чуть и ты бы меня не застал.

      – Ты куда-то убегаешь?

      – Уезжаю! В отпуск! На юг! В Сочи! С дочкой!

      – А куда же ты дела своего благоверного?

      – Не волнуйся за него – он тоже неплохо пристроен на две недели. В командировке.

      – И когда же ты уезжаешь?

      – Сегодня ночью. В три часа за мной должна прийти машина и – к поезду. У меня сейчас дома все вверх ногами – сборы. Еще Настю надо помыть перед дорогой.

      – Постой, постой. Мы, что, с тобой даже не увидимся?

      Трубка замолчала. Видимо, до ее сознания, занятого сейчас радостными предотъездными хлопотами, постепенно стало доходить. Голос ее изменился:

      – Вот черт! Ты не мог приехать пораньше?

      – Не мог. Я до самого последнего момента не знал, вообще, сумею ли вырваться. А ты же обычно уезжаешь в отпуск позже. Я думал, что как раз тебя застану.

      – Да, обычно позже, но в этот раз так сложилось, – она нарочито громко вздохнула в трубку, – значит, не судьба.

      – Жаль, жаль. Ну, что ж… Но поболтать-то у тебя немножко времени для меня найдется?

      – Найдется. Ты рассказывай, как твои дела, а я буду тут продолжать сборы с трубкой в зубах.

      – Нет, начни ты. Что тут у вас новенького?

      Она любила поболтать, и следующие двадцать минут он вполуха слушал все городские