Когда любовь соперница у смерти. Владимир Колычев

выстрел. Но Арина уложила пистолет на одну ладонь и столь умильно погладила его пальцами другой, что мне самому захотелось оказаться на месте пистолета.

      – Лучше не бывает. Когда в сторону врага направлен, – сказал я, забрав у нее оружие.

      В конце концов, это не пупсик, чтобы его гладить. Еще бы в платок пистолет завернула и, прижав к груди, спела ему «баю-баюшки-баю»… А может, я ревновал Арину к своему «ПММ»?

      – А когда ствол на тебя смотрит, то проклянешь человека, который придумал огнестрельное оружие, – с насмешкой сказал я, сунув пистолет в кобуру. – Если успеешь…

      Как-то я слушал разглагольствования одного умника, который всерьез считал, что пистолет Макарова не оружие, а что-то вроде аксессуара для сотрудника милиции. Хотел бы я посмотреть на него в тот момент, когда он окажется перед лицом вооруженного бандита без этого «аксессуара»… Уж я-то на своей шкуре прочувствовал, что в ближнем бою «макарову» цены нет. Для дальнего боя этот пистолет просто не приспособлен, но винить его в этом так же глупо, как пристыдить обычную курицу за то, что ей не дано снести золотое яйцо.

      – А у Гарика может быть пистолет? – спросила девушка.

      – Ты про него больше знаешь. Тебе видней…

      – Думаю, оружие у него есть. Ружье, как минимум. В Запалихе у всех охотничьи ружья есть. Ну, почти у всех…

      – А у твоей бабушки?

      – Есть. От дедушки осталось.

      – Значит, и сама бабушка одна осталась?

      – Да. Она сегодня утром на теплоход сесть должна, в доме никого не будет. Все в нашем распоряжении…

      – Может, я все-таки тебя домой в Черногайск отвезу?

      – Нет, мне с тобой спокойней…

      – Поверь, я обычный опер, и уж точно не семи пядей во лбу. И твое спокойствие может быть всего лишь иллюзией безопасности.

      – Иллюзия тоже греет…

      Какое-то время мы ехали молча, а потом я спросил, сколько лет Гарику.

      – Не знаю, – задумавшись, пожала плечами девушка.

      – А примерно?

      – В том-то и дело, что даже примерно не знаю. Есть такие люди, вроде бы молодо выглядят, а самим уже за сорок. Или взрослым кажется, а сам еще совсем молодой. Вот и Гарик так выглядит, не поймешь, то ли сорок ему лет, то ли двадцать… Когда улыбается, вроде бы молодой, взгляд наивный такой, глуповатый, как у недоразвитого. А когда злиться начинает, так взгляд свинцом наливается, и лоб морщится, как у старика… В общем, сам увидишь, скажешь…

      – А в доме, ну с башенками который, он с кем живет, сам или с родителями?

      – Да нет, вроде сам…

      – Что, никого нет, ни родителей, ни прислуги?

      – Ну, я не знаю. И никто толком не знает. Говорю же, он особняком живет. В село и к нему в дом одна дорога идет, а потом она разветвляется. Одна ветка к нему тянется, но так, что со стороны Запалихи не видно, кто к нему едет, потому что холмом скрыта. Кто к нему ездит, кто от него уезжает, не видно. Одно могу сказать, что из села никто у него не работает. Если бы работал кто, бабушка