Кровь Марса. Александр Лидин

кому больше повезло, Пятак не относился.

      И все же он постучал. Потом тряхнул рукой, словно хотел отделаться от неприятного ощущения: дверь была старой, осклизлой.

      Открыл Роб – мелкий, шустрый, задиристый. Глазки бегают, словно только что украл чего. Еще в детстве его кто-то Воробьем окрестил. Только Воробей слишком длинно, вот он в Роба и превратился. Среди цивилов его Пашей звали, а тут Роб и Роб. Открыл он дверь и уставился на Пятака, как баран на новые ворота, и так нагло говорит:

      – Привет, Пятак, чего приперся?

      Пятаком Михаила Федина окрестили давно, даром что ростом метра под два, так ведь и вес за двести, и морда круглая, с широченным носом и крошечными утопленными под складками жира глазками… В первый момент Михаил хотел объяснить Робу, кто у кого о чем-либо должен спрашивать, а потом посмотрел на этого сморчка и стало ему еще тоскливее. Даже желание загасить его кулаком по темечку так, чтобы раз и навсегда, пропало. Он просто взял Роба за шиворот, развернул и пинком по пятой точке придал правильное направление движения – в глубь квартиры.

      – Но-но, полегче! – заверещал Роб, только Пятак его не слушал.

      Нагнувшись, он с трудом протиснулся в дверь и захлопнул ее за собой. Потому как двери открытыми держать никак нельзя. Три шага по темному коридору с ободранными, покрытыми плесенью стенами, и Пятак уже был в штабе, а точнее, в большой комнате, напрочь убитой двушки. Сразу видно было, что это место для тусни, а не обитель цивилов. У стены голоцентр, окна напрочь забиты пластиковыми листами, хотя, будь они застеклены, вид на Туннель 307-49 был бы ничуть не лучше.

      В центре комнаты возвышался колченогий стол с натюрмортом Персика – «Срач»: пустые бутылки, объедки, хабарики, громоздящиеся друг на друге наподобие руин Вавилонской башни. А вокруг стола собрались приятели Пятака, точнее, те отморозки, с которыми ему выпало жить в одном кубале. Монах – самый старший из них. Ему уже стукнуло двадцать пять, а может, и больше. Он всегда был предводителем, длинный – всего на полкастрюли ниже Пятака, – тощий, как скелет, с черными длиннющими волосами – не волосы, а склеившиеся патлы, которые, судя по всему, он никогда не мыл. Шкипер – маленький коренастый крепыш, грудь колесом – мерзкая квадратная морда, обрамленная шкиперской бородкой. Задиристый гад, его послушать, так он всегда прав, хоть утверждать будет, что дважды два – пять. Персик – с комок рыжих волос, снежный человек этого дурдома. У него борода от самых глаз растет и лоб в палец шириной, а все остальное – рыжая шевелюра. И, конечно, Сково – полностью Сковорода – с лицом круглым, плоским, хоть блины пеки, и головой без единой волосинки. Во всем черном, с кучей пирсинга на лице, она больше всего напоминала ньюгота, но это было лишь первое, ошибочное впечатление. Ну а кроме всех этих колоритных персонажей Пингвинута – маленькая круглая, ходит вразвалку, как Пингвин. Вот и вся компания.

      – Ну и чего звали? – недовольно буркнул Пятак, глядя на друзей-приятелей. Не любил он, когда его дергали, а тем более заставляли куда-то идти, хотя с судьбой не поспоришь. Можно, конечно, всю жизнь дома просидеть, жуя гамбургеры с картошкой фри