В.Н.Л. (Вера. Надежда. Любовь). Сергей Авилов

Серёжа! Бодрое утро! – мило переставил буквы в приветствии.

      – Бодрое, – нашёлся я.

      Скатав постель, я тоже полез за зубной щёткой… Прошёл Степановым путём, наталкиваясь на торчащие из-под одеял ноги. Переждал в тамбуре небольшую очередь, совершив несвойственное мне курение до завтрака.

      Когда я вернулся, мои спутники завтракали. Степан пригласительно отодвинулся, пропуская меня к окну.

      – Приятного аппетита, – произнёс я, присаживаясь.

      – Угощайтесь, – отреагировал Валерка, протягивая мне мятую плюшку.

      – Держи, я ещё за одним схожу, – Степан протянул мне запотевший стакан с пакетиком чая. Кипяток медленно окрашивался красным.

      – Сахар я положил.

      – Серёжа, в шахматы играешь? – спросил меня Степан, когда молчаливое поглощение пищи вдруг стало в тягость.

      В шахматы я играл плохо. Для меня эта игра была слишком медленной. Вместо того чтобы в ожидании хода соперника продумывать следующий свой, я начинал скучать. Но видя, как Степан хочет развлечь, растормошить всех нас, я ответил:

      – Попробуем.

      Степан выставил на стол коробочку карманных шахмат. Придерживая рукой, высыпал на стол мёртвые пока, лишённые жизненного пространства, крошечные фигурки. Стал быстро-быстро втыкать их в дырочки в шахматной доске. Оставив две фигурки, зажал их в кулаках, предлагая мне разыграть начало. Я знал, что мне достанутся чёрные, и, как всегда, ошибся.

      – Поехали, – скомандовал Степан, и я был вынужден сделать быстрый ход. В темпе его действий.

      Играл он действительно быстро. И, к сожалению, так же качественно. Пробил мои защитные редуты слоновыми диагоналями, утянул ладью, поставив наконец многолюдный мат. Фигуры ещё и не успели толком отведать друг друга.

      – Ещё раз? – задал быстрый вопрос и легонько перевернул доску, заставив играть чёрными.

      – Чего ты боишься? – спрашивал он меня, снова посылая слона через всё поле. – Играй! Атакуй!

      Я же отбивался, как мог, пытаясь сохранить линию фронта, которую он всё-таки взломал конём.

      – Стоп, – его рука зависла над шахматным полем. – Смотри!

      Он немного потыкал моими фигурами, поясняя:

      – Делаешь рокировку. Мой слон под боем? Вот! Теперь вилка. Раз. Два. И три. Мат! – фигурки, ведомые чужим военачальником, почувствовали себя победителями.

      – Смелее, Серёжа! Тебе не хватает авантюризма! Сунь ты её так, чтобы мне страшно стало! – он извлек ладью из своей ячейки, демонстрируя мне доказательство моей пораженческой тактики. И я – я кротко это доказательство принимал.

      Я не мог согласиться со Степаном вслух. Он, сам не желая того, стыдил меня, притом очень просто и точно. Очень трудно найти подходящие слова, когда тебя стыдят не за игру, а за жизнь.

      Днём я читал Куприна. К вечеру понял, что мы приближаемся к северу.

      Снег, прерывающийся только редкими полосами дорог и звенящими шлагбаумами, проткнутый веточками кустов, лежал на многие часы и километры.

      Степан