Дневник. Том 2. Любовь Шапорина

мысли. Конечно, я сильная. Приходится делать много, что кажется непосильным и для многих непонятным. Бондарчук меня называет самоубийцей.

      Но тяжело.

      В больницу старых не принимают. Нужен блат. Попросила Юрия выхлопотать разрешение у Машанского, начальника здравотдела. С няней Наташа тоже не закончила канитель. Ее прописали, дали паспорт. Чтобы получить карточки, надо заключить договор. В групкоме договор нельзя заключить без наряда из отдела по учету рабочей силы, а наряда не выдают без договора. А Шура, как 18-летняя, должна идти на насильственные работы по торфу, лесу, сланцу. Она же крепостная.

      Or – les tyrans ont toujours raison и т. д. Нет <козы> с орехами…[32]

      Рассказы Алеши Б. Варшава.

      11 июля. 25 июня я перевезла Марию Евгеньевну в Мариинскую больницу. 26-го пришла к ней с Соней. Не хотели давать пропуска, состояние удовлетворительное, сказали, пропускаем только к тяжелым больным. Я все же добралась до заведующего отделением доктора. Произнесла магическое имя Машанского, который, благодаря просьбе Юрия, велел устроить М.Е. в больницу, и нас пропустили. М.Е. лежала уже с помертвевшим лицом. Она нас узнала, я прочла ей письмо Платонова, она не говорила, не захотела конфет, мы немного посидели, ушли. В ночь на 27-е она умерла. Я нашла карточку, когда ей было 17 – 18 лет. В бальном платье конца 70-х годов с медальоном на цепочке на шее, обворожительная девушка.

      Бедная, бедная – один сын убит в ту войну, другой расстрелян, от нее это скрыли. Маргарита Валерьевна умерла в блокаду, зарыта где-нибудь в общей могиле, теперь Алексей Валерьянович. И одна с холодной эгоисткой Наташей.

      Я делала все возможное, чтоб ей было легче, люблю я бездомным людям создавать иллюзию семьи. Создавала это своим детям, затем девочкам Старчаковым.

      24 июля. Еще один утопающий. И я его спасла. Спасла, не надеясь на капиталы Карнеджи, которыми он награждал les enfants valeureux[33]. А за это спасение, пожалуй, стоило бы наградить, тем более что утопающий-то не более не менее как Юрий.

      Пришел он ко мне и с большим волнением рассказал, что он в ужасном состоянии, что он может быть опозоренным, – одним словом, что его могут судить за двоеженство, так как он, не получив еще моего ответа на его просьбу о разводе, зарегистрировался с Александрой Федоровной, надеясь, что я всю процедуру развода сделаю тут. А я, помню, обиделась (хочешь разводиться – разводись сам) и послала ему официальное разрешение[34]. Когда он его получил, было уже поздно; как разводиться, когда его брак зарегистрирован! Почему же он так торопился, ведь я сразу же проделала все формальности? Оказывается, ему казалось, что он скоро умрет (это было в 1943 году). Я предполагаю, что А.Ф. на него очень наседала, и он зарегистрировался с ней, не подумав о последствиях.

      И, как на грех, еще рассказал об этом Васе. А Вася спрашивает: можно ли это рассказать Ашкенази?

      «Нет, ты представь себе: рассказать Ашкенази. Ведь это значит рассказать всему свету. Я, как нарочно, только что получил оба знака за лауреатство[35], затем “За оборону Кавказа”, “За доблестный труд”… вся грудь увешана… Добился

32

Имеется в виду русская народная сказка «Нет козы с орехами», которую Шапорина, вероятно, знала в пересказе А.Н. Толстого.

33

доблестных мальчиков (фр.).

34

По закону о семье (1944) развод был невозможен без согласия каждой из сторон.

35

Сталинскую премию 1-й степени (1945) за ораторию «Сказание о битве за русскую землю» (1942 – 1944) и такую же премию за симфонию-кантату «На поле Куликовом» (1941), вероятно, не врученную из-за войны.