Новая Луна. Йен Макдональд

был уже два года как мертв. Мы оставались любовниками больше года. Меня не оказалось рядом, когда его застрелили на Праса-да-Се. Я работала над курсовым проектом, когда сообщили новость. Я никогда не увлекалась политикой. Я была инженером, он – студентом литфака. Активистом. Он говорил, что я прирожденная капиталистка и не заняла никакой должности лишь потому, что пока не задумалась о политике. У меня был прагматизм. У него – теория. Я никогда не могла с ним спорить, потому что у него все было продумано; доводы выстроены, как солдаты в колониальной армии. Если одна шеренга падала, другая занимала ее место и вела огонь. Мировой порядок прогнил. Его поразили недуги: социальная несправедливость, расизм, сексизм, неравенство и плохая гендерная политика. Я думала, это просто естественное состояние Бразилии. Но даже я видела, что число вертолетов, летающих над кампусом Университета Сан-Паулу, увеличивается с каждым днем: это были лимузины супербогачей, людей, которые жили наверху, на башнях, и никогда не касались земли. Перемены свалились на наши головы, точно микрометеоры, сотнями маленьких ударов. Стоимость проезда на автобусе и метро снова выросла. Мои друзья вешали на велосипеды метки, потому что участилось воровство, потому что приходилось больше тратить. Магазины закупали глухие ставни, потому что все больше людей спали у входа. Из-за тех, кто спал на улицах, там стало больше камер. Появились следящие дроны. В Сан-Паулу! Может, в каком-нибудь европейском государстве или в Заливе, но это же не по-бразильски. Где дроны, там и полиция. Где полиция, там всегда будет насилие. И цена на хлеб каждый день поднималась выше, выше, выше… Если что-то и способно вывести людей на улицы, то это цена на хлеб.

      Лиоту был идейным. Он отправился на Праса-да-Се, рисовал плакаты и проводил пикеты. Он думал, мне это безразлично. Я не была безразличной, но не по отношению к незнакомцам. Не по отношению к китайским компаниям, которые скупали целые провинции и выгоняли людей с их земель. Не по отношению к беженцам из сельской местности, на которых даже фавеладос глядели свысока. Я могла заботиться лишь о том, что знала. О близких, друзьях, семье, что когда-то должна была у меня появиться. Семья прежде всего, семья навсегда.

      Я боялась за него. Я смотрела «Ютуб». Я видела, как протесты усугубляются. От криков протестующие перешли к камням и бутылкам с зажигательной смесью. На каждый шаг полиция отвечала: от полицейских щитов дошло до слезоточивого газа и пистолетов. Я сказала Лиоту, что мне не нравится, что он туда ходит. Я сказала, его могут арестовать, или он попадет в тюрьму, потеряет свой РФЛ и больше никогда не получит ни кредита, ни хорошей работы. Я сказала, что он больше заботится о чужаках, чем о людях, которые заботятся о нем. Обо мне. Мы на некоторое время расстались. Секс у нас все же был. Никто на самом деле не перестает встречаться.

      Сперва я не знала, что произошло. Сразу пришла дюжина сообщений. О боже. Полиция стреляет. Люди стреляют. Слышны выстрелы. Лиоту ранен, Лиоту в порядке, Лиоту подстрелили. Сообщения приходили, обгоняя друг друга.