Позвони в мою дверь. Наталья Нестерова

Она не узнавала комнату, в которой находилась, не знала женщину, которая склонилась над ней и обтирала мокрой салфеткой.

      – Где я? – спросила Зина.

      – Дома, где же еще, – ответила Тамара Ивановна.

      «Дома» – хорошее спокойное слово, только оно не вяжется с Зиниными ощущениями. Ей нужно что-то вспомнить, что-то важное, о чем нельзя забывать. Она вспомнила.

      – Дети! – Зина попыталась подняться. – Ванечка и Санечка.

      – Лежи. – Тамара Ивановна придавила ее к подушке. – Все с твоими детьми в порядке. Спят чистые и накормленные. Зубки прорезались.

      Зина закрыла глаза. Этой женщине можно верить, у нее такие сильные и ласковые руки. Что-то она говорит? Ругает Зину за то, что связалась с подлым мужиком. Нет, слов не понять, они размазываются. Как хорошо, что нет больше того горячего песка и безобразных чудовищ.

      Можно немного поспать. Вот он уже, сон. Красивая поляна с цветами. Ромашки. Мама плела им из ромашек веночки.

* * *

      В аптеке Петров присвистнул, когда ему назвали стоимость лекарств и медикаментов, выписанных Козловым. Болеть нынче дорого. По дороге в кассу он увидел на витрине странный прибор – стеклянный граммофончик, сразу под ним углубление, на другом конце резиновая груша. «Для сцеживания молока», – прочитал Петров.

      – Средства малой автоматизации, – пробормотал он и купил две штуки.

      Детского питания теперь он приобрел семь видов и по десять баночек, запаянных в полиэтиленовую упаковку – больше ему было не унести.

      Петров позвонил в соседскую дверь, не заходя к себе. Ему открыла насупленная и недовольная Тамара Ивановна.

      – Как дела? – спросил Петров, пройдя за ней на кухню.

      Тамара Ивановна не отвечала, молча разбирала лекарства.

      Петров повторил свой вопрос, и она опять его проигнорировала.

      – Я что-либо сделал не так? – Петрова стала раздражать эта игра в молчанку.

      Тамара Ивановна вдруг развернулась и закричала:

      – Ах ты, хрен моржовый! Ты до чего женщину довел? Она же впроголодь живет. Три картофелины нашла и пачку вермишели! Дети ее высосали всю, в чем только душа держится. А сам жируешь, как блин масленый блестишь! Где твоя совесть?

      Петров онемел от этих упреков. «Какого черта Козлов ничего не объяснил медсестре? Впроголодь живет…

      Фу ты, гадство какое!» Он почувствовал щемящую жалость к девочке-женщине Зине и ее близнецам.

      Он стал в ответ кричать на Тамару Ивановну: обиделся на несправедливые обвинения, да и жалость к нищим соседям ему была нужна как новый зуб мудрости.

      – Что вы на меня орете? Я им кто? Муж? Отец? Брат, сват? Я им никто! Сосед! Целые сутки занимаюсь их делами, ночь не спал – и здрасте! – я же виноват, что их папаша уплыл.

      «Сейчас развернется и хлопнет дверью, – мелькнуло у него в голове. – Что я тогда буду делать?»

      – Скажите четко, – он поубавил пыл, – какие именно продукты надо купить. Я съезжу в магазин.

      На лице Тамары Ивановны отразилась целая гамма чувств. Во-первых, она не ожидала такого поворота вещей, и