Я из Ленинакана. Алексан Аракелян

сидели несколько бригад на все случаи жизни. Здесь были дудукчи, которых, в основном, приглашали на панихиды и на похороны. Аккордеонисты, барабанщики, кларнетисты и певцы для свадеб, крестин, и для романсов. Смотря на него, они уже понимали, чей он клиент. Старший подзывал его:

      – Иди сюда, сынок. Скажи, что хочешь.

      – Люблю (сиремга), – отвечал он. – Так люблю, что схожу с ума, а она об этом не знает, хочу, чтобы вы спели у ее окон, чтобы она узнала, как я ее люблю.

      – Кто она?

      – Ее зовут Анаид, дочь уста (мастера) Волода, кузнеца.

      – Хорошо, сынок, сейчас как раз свободна лучшая группа (даста). Ты сколько песен хочешь, чтобы они спели?

      – Не знаю, а сколько стоит одна песня?

      – Сколько ты получаешь, сынок?

      – Шестьдесят рублей.

      – Сколько ты можешь дать?

      – Я все могу отдать.

      – А как ты будешь жить целый месяц?

      – Я не могу без нее жить.

      – Одна песня стоит десять рублей, давай две песни, или три. Тебе надо еще месяц жить. Если ей понравится, тогда ты закажешь еще.

      – Хорошо.

      – Ашот! – кричит он. – Ты иди, сынок, пока оплати.

      Подходит Ашот.

      – Слушай, Ашот, на дом уста Волода опять заказ.

      – Этот баран?! Мы почти каждый день там поем.

      – Тебе, что плохо, что у тебя есть работа?

      – Нет, не плохо. Жалко, что мало красивых девушек.

      – Ну да. Тогда не хватало бы певцов, а Ленинакан стал бы Италией!

      Они идут к дому уста Волода, и начинают петь. Заказчик прячется за забором и пытается рассмотреть, шелохнется ли занавеска. На балкон выходит отец. – Ашот, – кричит он, – мне ваш вой надоел! Дай мне послушать радио.

      – Уста Волод, ты зря так говоришь. Он у нас лучший певец.

      – Я не только насчет вас. Я на счет того осла, который послал вас сюда. Где он?

      Ашот показывает пальцем на забор, но того уже там нет, он уже бежит с разрубленным надвое сердцем…

      Это было до войны. После войны уже не заказывали романсов.

      В городе открывались клубы и, конечно, театр. Ленинаканцы любили театр. Здесь быстро становились актерами и хорошими актерами, потому что они были детьми мечты. После войны большинство из них уедет в Ереван, и театр угаснет. Дети должны были учиться, чтобы строить новую жизнь, но ленинаканцы взяли у гюмрийцев и другое, это то, что дети должны были знать или иметь хоть какое-то ремесло. Ремесло, которое, несмотря на революции, войны и т.д., может приносить им хлеб, когда им будет тяжело. Открывались музыкальные школы, оркестры набирали детей. Похороны сопровождались оркестром, это было еще долго, пока он не стал стоить слишком дорого, но это было уже в конце 70-х. С этого времени начнет создаваться тот образ, который будет отличать ленинаканца от всех других – это удивительное чувство ситуации и юмора. Сестра моей прабабушки, тоже ахалкалакская, решила обратиться к врачу, а врач был из нового поколения. Она зашла к нему, поздоровалась