Корсар. Юрий Корчевский

образованием я, почитай, один на всю Россию. Придётся самому за гинекологию браться, тем более отступать поздно – сам вызвался.

      Эх, сейчас бы книжки почитать медицинские, осветить в памяти топографическую анатомию и оперативную хирургию. Не занимался я этим разделом медицины, а после института уж сколько лет прошло. А память штука интересная – если не пользуешься знаниями, то мозг сбрасывает ненужную информацию в подсознание до поры. Это как в компьютере: убрал файл, а он в корзине, можно и назад вернуть – на «рабочий стол».

      Сейчас вместо институтов академии да университеты. Преподают на более высоком уровне, чем нам, только всё равно приобретённый с годами работы опыт – «сын ошибок трудных» – не заменишь ничем. К тому же и студенты нынешние не отличаются усердием, встречался я с ними, когда они на летнюю практику приходили – зачёты за деньги сдают, по блату. Интересно, у операционного стола что такие «эскулапы» делать будут?

      Ладно, это я отвлёкся, наболело.

      – Вот что, матушка-боярыня. Девочке твоей операцию делать надо, внутри у неё опухоль выросла.

      – Какая-такая перация? Слыхом не слыхивала. Я сейчас мужа позову – ему объяснишь, вдвоём решайте.

      Боярыня ушла и вскоре вернулась, но одна.

      – Пойдём со мной, трапезничает наш хозяин, там поговорите.

      Я пошёл за боярыней. Трапезная была на первом этаже, рядом с кухней.

      Была она обширна, судя по столам и лавкам – человек семьдесят поместится, не толкая друг друга локтями. В торце центрального стола восседал в гордом одиночестве воевода. Перед ним стояли серебряные блюда, кувшины и кубки с едою и напитками.

      Боярыня села от воеводы на почётное место – по левую руку, я же остался стоять, только подошёл поближе.

      – Ну, лекарь, сказывай.

      – У дочки твоей опухоль в животе, надо живот резать и лишнее убирать.

      – Да ты в своём уме ли? Это же больно! Слабенькая она, не выдюжит.

      – Если не делать ничего, угаснет она вскорости. А коли Господь поможет, так после операции на поправку пойдёт, расцветёт, замуж выйдет, внуков вам нарожает.

      Воевода отшвырнул недоеденную куриную полть, повернул голову к боярыне.

      – Боязно за дочь, Евпракся.

      – Ой, не знаю, что и делать, на что решиться, – заголосила боярыня.

      Воевода хлопнул по столу ладонью, решительно поднялся.

      – А дочь выживет?

      – Душой кривить не буду – надежды невелики, но без операции – никаких.

      – Обрадовал ты меня, лекарь, нечего сказать, – угрюмо насупился воевода.

      Но воевода не был бы таковым, коли не умел бы принимать решений при жестоких ударах судьбы.

      – Если делать, то когда?

      – Завтра же и возьмусь, чего тянуть?

      – И правда. Как ни тяжело, а надо попробовать. Сделаешь всё, что можешь, способен на что, выздоровеет дочь – озолочу. Умрёт – пеняй на себя, сам назвался. Что от меня нужно?

      – Воды тёплой, холста белёного, мягкого поболе, и чтобы никто не мешал. Стол ещё.

      – Завтра всё будет. Ещё?

      – Тяжко