Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы. А. Ю. Андреев

Для этого нужно предпринять несколько последовательных шагов: 1) преобразовать существующий тип «греко-славянской» школы в латинскую коллегию, где преподают по латинским учебникам, но в строго православном духе; 2) учредить в такой коллегии преподавание высших наук – философии и богословия (опять-таки, по латинским образцам); 3) добиться для этой коллегии статуса академии (университета). Самому Могиле полностью удалось выполнить лишь первый пункт программы, остальные оставив своим ученикам.

      Нужно дополнительно пояснить причины, по которым Могила решил утвердить именно латинскую школу для православных на смену «греко-славянской». Успехам последней мешали, во-первых, очевидная нехватка греческих и русских учителей, которых не могли поставлять в достаточном количестве ни православный Восток, ни Московское царство, и, как следствие, недостаток учебников по высшим наукам на греческом и славянском языках. Во-вторых, немаловажным фактором являлось противодействие науке со стороны консерваторов в самой церковной среде на Руси. Античная образовательная традиция, хотя и воспринятая греческим православием, вызывала у них отторжение и подозрение в язычестве: «Риторика, диалектика и прочие поганские хитрости и руководства суть изобретение диавола, ведущего борьбу с славянским языком как с самым плодоноснейшим и самым приятнейшим Богу… Ни Платон, ни Аристотель не указывают дорогу к спасению», – писал один из ярких православных публицистов начала XVII в., уроженец Галиции, проповедник аскетического монашества и обличитель нравов местного духовенства, отрицавший всякое значение образования для человека, Иоанн Вишенский.[302]

      Поэтому в условиях, когда едва ли можно было ожидать скорой разработки собственной науки в лоне православной церкви на западнорусских землях, но медлить с введением высших наук в школьное преподавание было нельзя, Могила и обратился к уже готовой традиции – латинской образованности, которую следовало лишь «скорректировать» в духе православных догматов.

      Событием, подтолкнувшим Могилу к началу нового школьного строительства в Киеве, послужила смерть Иова Борецкого в начале 1631 г. Выполняя завещание митрополита, Могила пожертвовал фундуш школе Богоявленского братства, за что получил от него титул «старшего брата и опекуна», и одновременно на собственные средства послал лучших выпускников этой школы завершить обучение за границей, чтобы потом вернуться туда в качестве профессоров.[303] Находясь летом 1631 г. во Львове, Могила выбрал и пригласил в Киев лучших учителей львовской братской школы – Исайю Трофимовича-Козловского и Сильвестра Коссова, выпускников Замойской академии, прекрасно знавших латынь и вообще систему обучения в католических университетах.

      Впрочем, не желая резко вмешиваться в дела киевской братской школы, Могила сперва решил открыть задуманную им латинскую коллегию в стенах управляемого им Киево-Печерского монастыря. Занятия там по благословению константинопольского патриарха

302

Голубев С. Т. Указ. соч. Т. 1. С. 417. В те же годы аналогичное отношение к наукам господствовало и в Московском царстве, что проявилось в знаменитом древнерусском изречении: «Братия, не высокоумствуйте! Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах, философию ниже очима видех; учуся книгам благодатного закона, как бы можно было мою грешную душу очистить от грехов» — Ключевский В. О. Русская история: Полный курс лекций в трех книгах. Кн. 2. М., 1993. С. 390–391.

303

Голубев С. Т. Указ. соч. Т. 1. С. 427–430.