Паутина противостояния (сборник). Вадим Панов

приказ. Вы все были нужны мне живыми.

      – Манана сгубила жадность.

      Нав едва заметно приподнял брови:

      – А я думал – отцовские чувства.

      – Его никто не звал.

      – Манан боялся за тебя.

      Лая впервые посмотрела Ярге в глаза.

      – Его не просили бояться.

      Безжизненный взгляд, безжизненный голос, и все чувства прячутся в непроизвольно кривящихся губах. Лая держалась, Лая не хотела демонстрировать Ярге свое горе, свою слабость. Однако наву именно это и требовалось – слабость. Эмоции. Чувства. Вот ножи, которыми можно вскрыть любую защиту.

      – Почему ты так себя ведешь? – проникновенно спросил Ярга.

      – Если бы я разрыдалась, ты понял бы, что я лгу, – со всей возможной твердостью ответила девушка. – Мы с Мананом давно стали чужими.

      – Тебе не жаль отца?

      Губы, губы, губы… то ли кривятся, то ли дрожат. Правда прячется в них.

      – Когда увидела его смерть, мне стало неприятно. Даже горько. Потом я поняла, что его больше нет, и успокоилась. Он давно ушел из моей жизни, а теперь исчез окончательно. К чему рефлексировать?

      Глаза орангутана широко раскрылись. Поверил девушке, но не понимает, как можно произносить подобные слова?

      – Сколько тебе лет?

      – Двадцать четыре.

      – Вместе с беременностью получается двадцать пять. – Ярга прищурился. – Манан любил тебя и заботился о тебе двадцать пять лет. А в ответ – лишь несколько мгновений, когда тебе было неприятно?

      – Собрался учить меня семейным ценностям?

      – Пытаюсь понять…

      – Не смеши меня!

      Но губы, губы не лгут. Темные глаза прячут боль. Голосу приказано быть твердым. Пальцы тоже слушаются. Но губы…

      – Я – нав, ты – шаса, – мягко сказал Ярга. – Ты всегда будешь слабее меня. Мое превосходство прячется в самом имени, в крови и в том, что я сильнее любого нава. Не бойся показать слабость, Лая, в этом нет ничего постыдного, ибо нет в этом мире никого сильнее меня. Не мучайся. Взорвись. Не копи в себе боль. Я ведь о ней знаю, а вот тебя она способна сжечь.

      – Пусть сожжет.

      – Сожжет, но не убьет.

      Шаса зло усмехнулась.

      – Но ведь это мне решать, правда?

      Еще не послушалась, еще пытается быть твердой, сильной, еще борется с тяжестью невыносимой утраты, сдавившей душу раскаленными щипцами палача.

      – Решать тебе, – серьезно согласился Ярга. – Скажу больше: если ты соберешься покончить с собой, мешать не стану.

      – Почему?

      Первое искреннее чувство – интерес.

      – Потому что я с уважением отношусь к тем, кто принимает сильные решения, даже такие… – Нав потер ладони, показывая, что тщательно подбирает слова. – Мне очень жаль, что именно я причастен к твоему горю, но я не в силах ничего изменить. Могу лишь сказать, что я никогда не опускал рук, потому и выжил.

      Тоном, не словами, но интонацией, Ярга заставил девушку понять, что действительно понимает ее боль.

      – Ты терял близких?

      – Я