Паутина противостояния (сборник). Вадим Панов

ответил:

      – Не рано. В самый раз.

      – Хорошо…

      – Проваливай! Ты мешаешь.

      Схинки послушно поднялся на ноги и направился к дверям.

      – К тому же я не могу оперировать всех, – добавил нав.

      Для этого нет ни возможностей, ни желания.

      Процедура, которой Ярга подвергал некоторых своих помощников, требовала огромного расхода магической энергии и неимоверных усилий. Длилась она недолго, от сорока минут до часа, однако выжимала досуха, на полное восстановление сил нав тратил до полусуток.

      Тем не менее результат того стоил.

      Ярга посмотрел на Бруно, усмехнулся, на этот раз жестко, после чего аккуратно погрузил руки в куб. Прохождение через розовое потребовало некоторых усилий, а вот темное облако приняло длинные кисти нава легко.

      – Посмотрим, посмотрим… – Вниз Ярга не смотрел, наоборот, поднял взгляд вверх, к потолку, работал с головой Бруно на ощупь, но, судя по выражению лица нава, все шло так, как он хотел. – Ага, добрался…

      Розовое чуть потемнело: пребывающий без сознания масан попытался изогнуться, и субстанции, из которой был сделан куб, пришлось уплотниться.

      – Спокойно, спокойно, – пробормотал нав, продолжая ковыряться в облаке. – Тебе ведь пока не больно, просто неприятно. Самое интересное начнется потом.

      Ярга вытащил руки из головы Бруно, тяжело вздохнул, отступил от куба, и рядом с ним тут же появился кусок мыла, затем наклоненный кувшин – вода потекла в подлетевший тазик. Ярга вымыл руки, вытер их полотенцем и задумчиво подошел к грозди стеклянных шаров, прикрепленных в одном из углов лаборатории.

      – Кажется, была подходящая заготовка…

      Выбрал один из шаров, внимательно вгляделся в плавающий внутри туман, удовлетворенно кивнул, вернулся к Бруно и осторожно поместил шар в облако. Примерно через минуту темно-синее, а потом и розовое выдавили из себя опустевшую стеклянную оболочку.

      – Очень хорошо.

      Оставалось самое главное, самое интересное и самое трудное. Ярга глубоко вздохнул, закрыл глаза, досчитал до пяти и вновь погрузил руки в голову масана.

      – Эрик! Здесь только что лежал мой бумажник.

      – Я не брал, – равнодушно ответил дремлющий в кресле Робене.

      Однако такой ответ Луминара не устроил, и он грубовато продолжил:

      – Я не шучу.

      – Я тоже.

      – Какого черта…

      Щелчок зажигалки заставил масанов одновременно поднять головы к потолку, а облако дыма, которое выдохнул в их сторону раскуривший сигарету орангутан, – поморщиться. До курильщика было далеко, футов двадцать пять по прямой, однако нелюбимый табачный дух преодолел это расстояние шутя.

      – Кажется, я знаю, где твой бумажник, – с прежним безразличием произнес Робене.

      Ярга простил обезьяну, выпустил из колеса, вернул первоначальный облик, и орангутан продолжил вести себя в привычном ключе – крал все, что плохо лежит.

      – Скотина! – С чувством выругался Тео. И, разглядев за поясом орангутана свое имущество, потребовал: – Отдай!

      Однако челообразный