Миссия Шута. Робин Хобб

напоминал прежний черно-белый шутовской наряд, но я мог бы побиться об заклад, что он больше никогда не будет носить колокольчиков и ленточек и не возьмет в руки скипетр, увенчанный крысиной головой. Теперь жизнь Шута принадлежала только ему самому. Я попытался представить его в роли богатого человека, который может жить и путешествовать так, как ему заблагорассудится. Неожиданно в голову пришла новая мысль, которая вывела меня из задумчивости.

      – Шут! – крикнул я в темноту.

      – Что? – Он не открыл глаз, но то, как он быстро ответил, означало, что он еще не успел заснуть.

      – Ты ведь больше не шут. Как тебя теперь называют?

      Едва уловимая улыбка коснулась его губ.

      – Кто и когда и как меня называет?

      В его голосе я уловил знакомые шутовские интонации. Я знал, что, если я попытаюсь разделить его вопрос на составные части, он впутает меня в словесную акробатику, а я так и не получу от него ответа. И потому я не попался на его удочку, просто взял и повторил вопрос.

      – Я больше не должен звать тебя Шутом. Как ты хочешь, чтобы я тебя называл?

      – Ха, как я хочу, чтобы ты меня называл? Понятно. Вот это правильно поставленный вопрос. – Насмешка в его тоне звучала музыкой, легкой и приятной.

      Я помолчал и сформулировал свой вопрос как можно проще:

      – Как твое настоящее имя?

      – Ах. – Он вдруг стал серьезным и медленно вздохнул. – Мое имя. Ты имеешь в виду, как меня назвала мать, когда я родился?

      – Да, – ответил я и затаил дыхание.

      Шут редко говорил о своем детстве, и я вдруг понял, что прошу у него очень многого. Я подумал о древней магии имени: если я знаю твое истинное имя, я обладаю над тобой властью. Если я назвал тебе свое, я даровал тебе эту власть. Я часто задавал Шуту прямые вопросы и, как и прежде, одновременно боялся и с нетерпением ждал ответа.

      – И если я тебе его открою, ты будешь им меня называть? – спросил он таким тоном, что я понял: необходимо как следует взвесить свой ответ.

      Я задумался. Его имя принадлежит только ему, и не мое дело выбалтывать его кому ни попадя.

      – Только когда мы одни. И только если ты захочешь, – серьезно проговорил я, считая свои слова торжественной клятвой, которую нельзя нарушить.

      Шут повернулся ко мне лицом, на котором был написан восторг.

      – Я захочу, – заверил он меня.

      – Ну? – повторил я свой вопрос, неожиданно мне стало не по себе, показалось, что он снова меня перехитрил.

      – Имя, которое дала мне мать, я отдаю тебе, ты можешь меня им называть, когда мы вдвоем. – Он снова вздохнул и снова отвернулся к огню, потом закрыл глаза, но его ухмылка стала еще шире. – Любимый. Она называла меня только так – Любимый.

      – Шут! – запротестовал я.

      Он весело рассмеялся, явно наслаждаясь происходящим.

      – Но она так меня называла, – настаивал он на своем.

      – Шут, я серьезно.

      Комната начала медленно вращаться вокруг меня, и я понял, что, если скоро не засну, меня вытошнит.

      – А