Паутина противостояния. Вадим Панов

– не лучшее время для прогулок без пальто. Даже для очень коротких прогулок. Она беспокоилась о нем.

      – Покупал сигареты…

      Он брякнул первое, что пришло в голову, что пару раз слышал от нее. А она и забыла, что он не курит. Вылетело из головы, поскольку все мысли вились вокруг желания.

      – Плевать, что ты там делал…

      Руки скользят по плечам, губы целуют холодную щеку, холодную шею, пальцы зарываются в короткие, густые волосы. Его дыхание становится прерывистым. Он тоже заводится. К тому же сегодня он впервые дал ей почувствовать истинную температуру своего тела. Потому что сегодня они занимаются любовью в последний раз. И эта мысль возбуждает больше, чем откровенность ее желания.

      – Я хочу тебя согреть.

      – Я тоже этого хочу.

      Шепот, полный страсти и предвкушения. Шепот, живущий лишь в сумраке спальни. Шепот… и слова не важны. Они могут быть любыми. Это шепот самой любви…

      – Ты специально пришел в мою постель таким холодным?

      – Тебя это заводит?

      – Обжигает…

      Девушка закрывает глаза. Улыбается, прижимаясь к навалившемуся любовнику, проводит кончиком языка по пухленьким, нарисованным темно-красной помадой губам, левой, свободной, рукой сдавливает свою грудь… и вздрагивает.

      – Ты…

      – Нравится?

      Девушка широко распахивает зеленые глаза – в них боль. Тело не лжет, тело кричит: боль! Смерть! Боль! Инстинкты пляшут кадриль, но разум… Разум зачарован жарким холодом объятий. Разум заставляет шептать:

      – Мне нравится…

      Разум приказывает глазам закрыться. И приказывает рукам обнимать холодное, как ярость викинга, тело любовника. Убийцы.

      Наслаждение…

      – Ты самый лучший… Бруно, ты слышишь? Ты самый лучший! А-а… – Боль или удовольствие? Что вызвало стон? – Я не знала, что кто-то умеет так любить…

      Мужчина не отвечает. Он занят. Он слишком глубоко вошел, иглы погрузились до самых десен и уверенно тянут ее жизнь в его тело. Ему становится теплее. А она… она ничего не замечает. Сигналы тела становятся слабее. Тело сдается. Тело понимает, что погруженный в наслаждение разум забыл обо всем на свете. Даже о том, что тело умирает.

      Тело умирает, а губы шепчут:

      – Мне хорошо с тобой…

      Она тихонько и счастливо вздыхает.

      Он молчит.

      Он не может ответить.

      Ее глаза больше не откроются.

      А ее лицо медленно тает, обращаясь в зыбкую дымку. Облако образов расплывается, открывая вид на дальнюю стену лаборатории…

      Ярга усмехнулся и повел рукой, окончательно развеивая в ничто вызванное из глубин памяти младшего Луминара событие. Еще один штрих к портрету вампира.

      – Любишь убивать романтично? Не ожидал, Бруно, не ожидал. Ты казался… – Подыскивая подходящее определение, Ярга перевел взгляд на молодого Луминара. – Ты казался менее извращенным.

      Обнаженный Бруно был запечатан в пульсирующий розовый куб, который висел в воздухе рядом с Яргой. Тело масана отчетливо просматривалось через прозрачный материал, а голову окутывало плотное