Маска Локи. Роджер Желязны

о, над чем он работает, и встала у него за спиной.

      Кусок расплавленного стекла, большой и красный, словно спелый помидор. Но краснота эта – не холодная краснота влажной кожицы плода, а яростная краснота внутреннего жара. Из самой сердцевины стекла исходило желтое сияние – память об огне. Торвальд держал стекло на конце стальной трубки, округляя и сглаживая, прокатывая по обожженной деревянной форме. Простеганные металлической нитью рукавицы защищали от жара его руки, а на ногах, как рыцарские доспехи, блестели подвязанные кожаными ремнями металлические пластины.

      После сотни поворотов в форме стекло остыло и почернело. Торвальд встал, приподняв стальную трубку, отодвинул обожженную форму, повернулся – едва не задев лицо Александры – и кинул стекло в печь. Стержень он повесил на скобу.

      – Что вы хотите? – спросил Торвальд, осматривая ее придирчивым взглядом с головы до ног: прилипшая к телу белая блузка, широкий пояс, туго охвативший узкую талию, прямая черная юбка, обтягивающая бедра, колени…

      – Вы выполняете частные заказы? – быстро спросила она.

      – Смотря какие.

      – И от чего это зависит?

      – От того, интересно мне это или нет.

      Один из этих, подумала Александра и призывно повела бедрами.

      – Ну ладно, – сурово сказал он. – Что вы хотите?

      Александра покопалась в сумке, висящей на плече, и вытащила конверт. Открыв клапан, она вытряхнула на стол содержимое, стараясь не касаться его пальцами.

      Торвальд подвинулся ближе, взглянул на нее, словно спрашивая разрешения, и снял рукавицу. Рука оказалась на удивление белой. Взяв двумя пальцами один из выпавших обломков, он повернулся к свету, к открытой двери.

      – Оникс. Или сардоникс, из красно окрашенных.

      – Вы можете превратить его в стекло?

      – Этого мало. Сколько в них? Карат пятнадцать-двадцать от силы. Или у вас есть еще?

      – Это все, что я смогла… все, что у меня есть.

      – Оставьте их себе на память.

      – А не могли бы вы смешать их с другими… из чего вы делаете стекло?

      – Конечно, ведь оникс просто разновидность кварца. Окись кремния. Почти то же самое, что стекло. Взять эти ваши два кусочка, добавить в расплав и – пфф! – дело сделано. Они даже окрасят его, ровно настолько, насколько я с ними поработаю. Но не сильно, не так хорошо, как хотелось бы.

      – Прекрасно. Чем слабее, тем лучше. А еще лучше, чтобы окраски не было вообще. Просто чистое стекло.

      – Тогда зачем что-то добавлять?

      – Так надо. Это все, что я могу сказать вам. Ну, беретесь за заказ?

      – Какой? Точнее!

      – Стакан. Стакан для питья, с этими вплавленными кусочками – сардоникса, так, кажется, вы его назвали?

      – Стакан… – Он поморщился. – Кубок? Бокал?

      – Нет. Высокий стакан для воды. Прямые стенки, плоское дно.

      – Ничего интересного. – Он повернулся к печи и взял стальную трубку.

      – Я хорошо заплачу. Сотню, нет – тысячу долларов.

      Его руки, приготовившиеся поднять трубку, снова опустились.

      – Уйма денег.

      – Эта вещь должна быть совершенной. Неотличимой от заводских стаканов.

      – Своего рода игрушка? Для вечеринки богатеев?

      – Точно! – Александра Вель одарила его широкой улыбкой, на сей раз искренней. – Приглашение на вечеринку.

      Сура 1

      Коронация

      От сапог крестоносца разило лошадиным потом. Подол тяжелого шерстяного плаща был облеплен дорожной грязью, осыпавшейся с каждым его шагом на мраморные плиты. Деревенщина!

      Но Алоис де Медок, Рыцарь Храма, магистр Антиохийский, раскрыл навстречу гостю объятия:

      – Бертран дю Шамбор! Проделать такой путь! Вижу, ты так спешил, что даже не остановился почистить сапоги!

      Он похлопал кузена по плечу и осторожно обнял его. В воздух поднялось облако пыли. Алоис чихнул.

      Отпустив Бертрана, он оглядел его с головы до пят. Появились новые шрамы, явно нанесенные мечом: об этом можно было судить по характеру рубцов. Тяжелая проржавевшая кольчуга Бертрана была кое-где подновлена. Белая туника, украшенная прямым красным крестом, как у тамплиеров (вскоре он познакомится с их обычаями), была покрыта заплатами. Квадратные заплаты скрывали изношенные места, прямая штопка – следы кинжала. Но все же кольчуга сослужила службу хозяину: на белой ткани туники не было ни одного бурого пятна.

      «Сберегла для меня», – подумал Алоис.

      Как и его кузен, тамплиер носил белую тунику, но не из грубой шерсти, а из мягкой прохладной льняной ткани. Как и у Бертрана, у него был капюшон из стальных колец, только кольца эти были легкими, из тончайшей проволоки дамасской работы.

      Алоис отступил на шаг и сделал знак стоявшему у входа сарацинскому мальчику. Одеяние слуги из тонкого льна, его сапожки из антилопьей кожи и тюрбан из чистого хлопка