Король зимы. Бернард Корнуэлл

королю Утеру. Только бы это не была девочка, тогда все страдания и боль окажутся напрасными, а королевство будет обречено.

      Большая голова Утера вновь высунулась из капюшона, покрытого коркой льда там, где дыхание короля касалось меха.

      – Сделано все, что должно, Бедвин? – спросил Утер.

      – Все, верховный владыка, все, – сказал епископ Бедвин.

      Он был самым доверенным советником короля и так же, как принцесса Норвенна, – христианином. Норвенна, протестуя против того, что забирают ее из теплой римской виллы в соседнем Линдинисе, кричала в лицо свекру, что отправится в Кар-Кадарн только в том случае, если он пообещает близко не подпускать к ней ведьм, что поклоняются старым богам. Она настояла на христианских родах, и Утер, отчаянно жаждавший наследника, согласился. Теперь священники Бедвина пели свои молитвы в комнате рядом с залом, где была разбрызгана святая вода, над кроватью Норвенны висел крест, а другой положили под роженицу.

      – Мы молимся благословенной Деве Марии, – объяснил Бедвин, – которая, не опорочив своего девственного тела соитием, стала святой матерью Христа и…

      – Довольно! – прорычал Утер.

      Верховный король не был христианином и не терпел тех, кто пытался обратить его в эту веру, хотя допускал, что христианский Бог может быть не менее могучим, чем большинство других божеств. Однако события этой ночи подвергли его терпимость непосильным испытаниям.

      Именно поэтому я и находился здесь. Тогда я был почти ребенком, отроком на пороге возмужания, безбородым мальчишкой на посылках. Я весь продрог и припал к земле рядом с креслом короля на крепостном валу Кар-Кадарна. Я прибыл из Инис-Видрина, усадьбы Мерлина, что лежала у северного горизонта. Мне было поручено, коли прикажут, пойти и привести Моргану и ее помощниц, ожидавших в грязной лачуге свинопаса у подножия западного вала Кар-Кадарна. Принцесса Норвенна могла призвать хоть Деву Марию в повивальные бабки, это ее дело, но Утер готов был обратиться к помощи своих, старых богов, если этот новый обманет его ожидания.

      И христианский Бог оказался бессилен. Крики Норвенны утихали, зато стоны и бессильный плач становились все продолжительнее. Наконец из зала вышла жена епископа Бедвина и, дрожа, опустилась на колени пред стулом верховного короля. Младенец, пролепетала Эллин, не появляется, а мать, опасается она, умирает. Утер отмахнулся от последних ее слов. Мать – ничто, важен был только ребенок, и лишь в том случае, если это мальчик.

      – Верховный владыка… – прошептала Эллин, но Утер больше не слушал.

      Он постучал по моей голове.

      – Ступай, мальчик, – сказал он, и я, отделившись от его тени, скакнул вниз, по ту сторону крепостной стены, и помчался через залитое лунным светом пространство между постройками.

      Стражники на западных воротах проводили меня глазами, а я уже скользил и падал на покатом ледяном склоне у западной стены. Скатываясь вниз, я порвал