Непримиримые. Евгений Сухов

армейской базе Кэмп-Пири.

      Бейкон одобрительно кивнул:

      – Я тоже занимался там в свое время. Это весьма хорошая школа. Шифровальное дело у вас вел старина Стив Костнер?

      – Именно так, сэр, – с готовностью отозвался Далтон.

      – Забавный старик, – губы Бейкона разошлись в располагающей улыбке. – Он рассказывал нам массу интересных историй о холодной войне. Послужной список у него будет побольше нашего.

      – Именно так, сэр.

      – К чему я это говорю... Мне хотелось бы, чтобы вы лично занялись поисками подходящих людей. – Майкл невольно сглотнул подступивший к горлу ком. – Лучше вас с этим никто не справится. Так что руководство операции ложится именно на вас. Вы владеете русским?

      – Да, сэр. Я три года прожил в России, – с готовностью отозвался Далтон.

      – Ну, вот видите. Вам будет легче понять, чем кому-либо, что там происходит в действительности. На эту операцию я возлагаю очень большие надежды. Если нам удастся провернуть что мы задумали, то Россия будет находиться у нас на крючке, с которого уже никогда не соскочит. Ни один винтик на газовой трубе не будет поворачиваться без разрешения Белого Дома. У вас много дел, Майкл! Я вам даже завидую. А теперь – ступайте.

      – Слушаюсь, сэр, – с готовностью поднялся Далтон.

      ГЛАВА 6. СПАСИБО, УТЕШИЛИ!

      Сама атмосфера больницы даже у самого здорового человека вызывает отрицательные ощущения. И дело тут не в том, что взгляд постоянно натыкается на скорбящие, зачастую изнеможенные долгой болезнью лица, и даже не в здании морга, что ненавязчиво разместился под густыми кленами в уголке больничного двора, а в том, что, перешагивая порог клиники, начинаешь осознавать, насколько хрупко твое здоровье. И что жизнь не такая уж и бесконечная, как это нередко представляется.

      – Прижмись к дереву, – сказал Петляков, повернувшись к Савельеву.

      Водитель кивнул и ловко втиснулся между толстой липой, стоящей на краю дорожки, и черным «Лэндровером».

      – Побудь пока здесь, я скоро буду. Ты все купил, что я просил?

      – Да. Апельсиновый сок, груши, яблоки.

      – Хорошо, – кивнул Петляков, забирая пакет. – Не знаю, как у тебя, но у меня больница вызывает не самые благодушные ощущения. Помню, в детстве я ногу сломал, так целый месяц пришлось проваляться. Я просто от тоски изнывал.

      – Болеть всегда плохо, – согласился Савельев. Неожиданно широко улыбнувшись, он продолжил: – Хотя, с другой стороны, там молодые медсестрички работают, и все такие хорошенькие! Может быть, на пару деньков я бы и завис в какой-нибудь больничке.

      – Ну-ну, – усмехнулся Петляков.

      Набросив халат, он уверенно поднялся по лестнице с широкими перилами. Вот так и должен выглядеть храм боли: белоснежным и очень холодным.

      Аню Елизарову разместили в отдельной палате, у дверей которой дежурили двое охранников. Еще двое находились в соседней комнате, которая сообщалась через небольшую дверь с палатой. Так что в случае осложнений они могли подоспеть на выручку