Веселые и грустные истории про Машу и Ваню. Андрей Колесников

поздоровался. Это логично. Так и должно, по идее, быть. Но так не бывает ведь никогда, мне казалось до тех пор, пока я неделю назад не присоединился к ним здесь.

      Можно было бы все списать на ее детскую наивность. Но вот администратор ресторана подходит к нашему столу, смотрит на стул, где только что сидела моя дочь, и спрашивает меня:

      – Где Марша?

      Я пожимаю плечами. Она только что сидела здесь. Спросил бы он меня, где Ваня, и я бы точно ответил. Ваня ушел еще 10 минут назад, и искать его надо в зале игровых автоматов. Он сидит в машине перед бесконечно повторяющейся на экране картинкой бьющихся спортивных автомобилей и бешено крутит руль. Он может крутить его час. Может два. И три тоже может. Никто просто не проверял, сколько он может крутить этот руль. Только не надо говорить, что мы оставляем ребенка без присмотра, чтобы самим спокойно поесть. Ваня и Маша находятся под постоянным пристальным наблюдением. Их провожают, взглядом и за руку, из ресторана и встречают с распростертыми объятиями в зале игровых автоматов. Там обижаются, если Ваня полдня не кажет к ним носа. Но это может означать только одно: что мы в этот день уехали кататься на яхте.

      – Где Марша? – раздраженно повторяет администратор.

      Я опять пожимаю плечами. А может, она уже на танцах.

      – Марша – мой друг, – наставительно говорит администратор.

      Можно было бы предположить, что просто у него работа такая в этом отеле, предназначенном для детей, а не для взрослых.

      Но вот Маша сидит на гальке с итальянской девочкой и о чем-то болтает с ней. Но о чем она с ней может болтать? Я подхожу поближе: точно, ни о чем. Маша не знает итальянского, а девочка русского. И все-таки они не могут наговориться. Подходит отец итальянки и говорит мне по-английски:

      – Они подружились, правда?

      – Да, – говорю я. – Но о чем они говорят?

      – Море, – отвечает он. – Парашют. Они говорят о парашюте.

      Да, точно. Маша показывает рукой на парашют, который тащит на себе маленький катер. Известное развлечение.

      – Папа, – говорит мне Маша, – я тоже хочу туда.

      Она снова показывает на парашют, под которым болтается чье-то безжизненное, как представляется отсюда, тело. Я понимаю ее. Она тут везде уже была, кроме этого неба.

      – Маша, – говорю я ей. – Там скучно, на небе.

      – А почему? – задает она любимый свой вопрос.

      – Ну видишь, под парашютом дяденька скучает. Он там один. Ему не с кем поговорить. Поболтать просто.

      – Не с кем поболтать на небе? – после долгого молчания уточняет Маша.

      – Не с кем, Маша, – с сожалением подтверждаю я и вдруг спохватываюсь. Но поздно.

      – А бог? – уже спрашивает она.

      – Что бог?

      – Можно с богом поговорить.

      А я ведь ей сам же только что рассказывал про бога. Рассказывал, когда мы ехали в автобусе. Она сидела во втором ряду и напевала какую-то песенку. Гид, сидевший впереди, незаметно подсунул ей микрофон, чтобы песню услышал весь автобус. Но Маша вовремя заметила этот маневр и замолчала.

      – Скажите ей, что если она сейчас споет, то будет звездой, – попросил меня гид по-английски.

      Я