Веселые и грустные истории про Машу и Ваню. Андрей Колесников

Маша начинает негромко петь:

      – Вот окно, оно закрыто, я пою, я немного сердита…

      Потом мысль ее уносится куда-то очень далеко, и песня заканчивается минут через пять словами:

      – И скрипка упала уже…

      Маша умолкает и роняет голову на клавиши. Потом встает и кланяется.

      Вообще-то я, честно говоря, поражен происшедшим. Я думаю, что на нее чудесным образом повлияла атмосфера этой квартиры. Надо срочно развивать эти способности, мелькает паническая мысль. Если, конечно, не все еще потеряно…

      – А еще споешь? – ошарашенно спрашиваю я.

      – Нет, не могу, – с сожалением отвечает она. – Ты же буквы убрал.

      А я и в самом деле убрал с пианино тетрадь с нотами. Мне казалось, она будет отвлекать ее. А она смотрела не в окно, а в эту тетрадь и представляла себе, что читает стихи.

      – Ладно, папа, – говорит она. – Поменяй моего попугая на здорового. А то у этого ножка отвалилась. И мы поедем домой. Только ехать будем очень быстро, понял?

      «Без лифчика плавать нельзя – утонешь!»

      Маша давно собиралась на Красную площадь. Вообще-то раньше она уже была на Красной площади, но не помнит этого. Ей тогда было около полутора лет. Оказавшись на Красной площади, она долго и старательно шла по белой линии, нарисованной на брусчатке, потом в какой-то момент сбилась, ступила на серый камень и потом страшно плакала из-за этого. Она была безутешна до тех пор, пока я не зашел с ней в магазин на Охотном Ряду и она не выбрала себе розовую кофточку. Меня тогда потрясло, что она твердо показала именно на розовую кофточку и отказалась даже примерить голубую. Только в тот момент я, кажется, наконец отчетливо понял, что у меня растет девочка, а не мальчик.

      На прошлой неделе многое было иначе. Во-первых, в магазин пришлось зайти еще до того, как мы оказались на Красной площади. Она не требовала этого, а просто объяснила, что ей это очень нужно.

      – А зачем? – уточнил я.

      – Папа, там же есть солнечные очки и детский лифчик, – сказала она. – Мы же едем на море. Папа, ты что, не знаешь?

      – Ну я понимаю, – машинально сменив курс и уже идя по направлению к магазину, говорил я ей, – зачем тебе солнечные очки. Но лифчик?

      – А зачем мне очки? – спросила она.

      – От солнца, наверное, прятаться, – предположил я.

      – Но ведь здесь совсем нет солнца, – пожала она плечами. – Солнце есть только на море. Поэтому мы едем на море.

      – Ну ладно, а лифчик тебе зачем?

      – Чтобы плавать.

      – А разве нельзя плавать без лифчика?

      – Да, нельзя.

      – А почему?

      – Утонешь, – просто ответила она.

      Мы купили ей очки и лифчик. Очки были розового цвета с оправой в форме сердечек. Примерив их, она надела очки и на мой нос.

      – Нет, тебе они не идут, – сразу сказала она.

      – Почему?

      – Потому что это мои очки.

      С лифчиком пришлось повозиться. Мы искали его довольно долго. В результате мы купили желтый купальник с зелеными пальмами. Она хотела идти в нем на Красную площадь, но я уговорил ее не делать