Люблю. Лирика. Владимир Владимирович Маяковский

в кофейне, их автор понравился мне не меньше. Передо мной сидел красивый, мрачного вида юноша с басом протодиакона и кулаком боксера, неистощимо, убийственно остроумный, нечто среднее между мифическим героем Александра Грина и испанским тореадором.

      Сразу угадывалось, что если он и красив, и остроумен, и талантлив, и, может быть, архиталантлив, – это не главное в нем, а главное – железная внутренняя выдержка, какие-то заветы или устои благородства, чувство долга, по которому он не позволял себе быть другим, менее красивым, менее остроумным, менее талантливым.<…>

      Природные внешние данные молодой человек чудесно дополнял художественным беспорядком, который он напускал на себя, грубоватой и небрежной громоздкостью души и фигуры и бунтарскими чертами богемы, в которые он с таким вкусом драпировался и играл.

      Борис Пастернак. «Люди и положения»

      Я и Наполеон

      Я живу на Большой Пресне,

      36, 24.

      Место спокойненькое.

      Тихонькое.

      Ну?

      Кажется – какое мне дело,

      что где-то

      в буре-мире

      взяли и выдумали войну?

      Ночь пришла.

      Хорошая.

      Вкрадчивая.

      И чего это барышни некоторые

      дрожат, пугливо поворачивая

      глаза громадные, как прожекторы?

      Уличные толпы к небесной влаге

      припали горящими устами,

      а город, вытрепав ручонки-флаги,

      молится и молится красными крестами.

      Простоволосая церковка бульварному изголовью

      припала, – набитый слезами куль, —

      а у бульвара цветники истекают кровью,

      как сердце, изодранное пальцами пуль.

      Тревога жиреет и жиреет,

      жрет зачерствевший разум.

      Уже у Ноева оранжереи

      покрылись смертельно-бледным газом!

      Скажите Москве —

      пускай удержится!

      Не надо!

      Пусть не трясется!

      Через секунду

      встречу я

      неб самодержца, —

      возьму и убью солнце!

      Видите!

      Флаги по небу полощет.

      Вот он!

      Жирен и рыж.

      Красным копытом грохнув о площадь,

      въезжает по трупам крыш!

      Тебе,

      орущему:

      «Разрушу,

      разрушу!»,

      вырезавшему ночь из окровавленных карнизов,

      я,

      сохранивший бесстрашную душу,

      бросаю вызов!

      Идите, изъеденные бессонницей,

      сложите в костер лица!

      Все равно!

      Это нам последнее солнце —

      солнце Аустерлица!

      Идите, сумасшедшие, из России, Польши.

      Сегодня я – Наполеон!

      Я полководец и больше.

      Сравните:

      я и – он!

      Он раз чуме приблизился троном,

      смелостью смерть поправ, —

      я каждый день иду к зачумленным

      по тысячам русских Яфф!

      Он раз, не дрогнув, стал под пули

      и славится столетий сто, —

      а я прошел в одном лишь июле

      тысячу Аркольских мостов!

      Мой