В четыре сорок из ЛЮБЕРЕЦ. Владимир Буров

я знала почему, я бы не пела.

      – Ты поешь не свои песни, – сказал Боб.

      – Вот как? – Никто не поет своих песен! – Катя откинулась на спинку фордовского сиденья и вытянув ноги, положила их одну на другую.

      – А что вы поете? – спросил Сэр и, включив поворотник, пошел на обгон троллейбуса.

      – Разрешите, я спою? – Катя посмотрела на Сэра и улыбнулась.

      – Конечно, мне это очень интересно, – сказал Сэр.

      – Да не надо… – опять начал Боб.

      Но Катя прервала его:

      – А ты, Борис, мог бы и потерпеть.

      – Хорошо, пой, – сказал Боб. – Но пусть все запомнят: я предупреждал.

      – Ну чего же ты? – Сэр повернулся к Кате.

      – Сейчас. Выезжай на длинную дорогу.

      – Ты думаешь повороты будут мешать?

      – Я не про шофера буду петь, чтобы он крепче за баранку держался, а про горочку, с которой некоторые спускаются, чтобы лучше рассмотрели, в каких они рубашках.

      Выехали на Садовое.

      – Эта дорога подходит.

      – Ага.

      – Давай.

      – Щас.

      – Поет, – сказал Боб.

      – Что? – спросила Катя, приготовившаяся петь.

      – Я скажу, Поёт – и ты начинай петь, хорошо?

      – Зачем?

      – Так тебе легче будет начать.

      – Ладно, говори.

      – Поёт.

      На призыв мой тайный и страстный

      О, друг мой прекрасный.

      Выйди на балкон.

      Так красив свод неба атласный

      И звонкий и ясный

      Струн бечевен звон.

      Озари тьму ночи улыбкой

      И я стан твой гибкий

      Обниму любя.

      До зари, до утра прохлады

      Я петь серенады

      Буду для тебя.

      У-уу…

      Катя подняла руки и начала ими дирижировать.

      – Может хватит? – сказал Боб.

      – Продолжай, – сказал Сэр.

      – Поёт, – сказал Боб.

      Ночь молчит и тени густеют.

      Но видишь бледнеет пред зарей восток.

      Мирно спит за крепкой стеною

      Объят синевою

      Весь наш городок

      Мы один!..

      – Я уже ничего не слышу, – сказал Боб, – у меня в ушах звенит.

      Но Катя опять взмахнула руками и продолжала:

      Мы одни никто не узнает

      Пока не светает

      Выйди на балкон

      Звезд огни дрожат и мерцают

      И в высь посылают струны тихий звон.

      Катя опустила руки.

      – Мило, – сказал Сэр.

      – Но ты заметил, что эта девчонка поет не свои песни?

      – Не свои? – переспросил Сэр.

      – Да, – сказал Боб, а Катя промолчала.

      Они подъехали к пятиэтажному дому в Кузьминках.

      – Вы сидите, я схожу, – сказал Сэр.

      – Ты куда? – спросила Катя.

      – Сейчас придет, – сказал Боб. – Кстати, скажи на всякий случай, на какой этаж идешь?

      – На второй. Вон смотри второе и третье окно от лестничных окон, – Сэр показал рукой вверх и добавил: – Свет